Играя плотью, не имея плоти

— Капитан, мое искреннее желание поддерживать субординацию все же не может удержать меня от встречного вопроса: это что — допрос?

— И все-таки, вы могли бы мне ответить?

— Я исследователь, а давний интерес СпецБюро к моей персоне я могу объяснить только особенностями моей работы. Это специфическая область науки и засекреченные исследования в ней велись с самого начала одновременно со всеми разработками. Поймите, образ секретного агента не сослужит мне хорошей службы во взаимоотношениях с командой, в особенности, если он мне навязан насильно.

— Хорошо, вы свободны, — Нечетный включил монитор рубки с легким раздражением. — Напоминаю: через час сбор в главном отсеке для просмотра записи событий в колонии.

Курсов бесшумно скрылся за дверью.

* * *

Десантники-штурмовики в своей компании давно называли людей из исследовательского подразделения «ботаниками». Вообще особенной неприязни между ними не было, но саркастически-насмешливая атмосфера была неизменным атрибутом взаимоотношений внутри слаженного организма команды «Стерха». Исключением не был и небольшой пилотный состав корабля.

«Ботаники» сидели в своем рабочем отсеке и перемывали кости пилотам:

— Глебу вряд ли позавидуешь. Новый капитан накануне рейда может оказаться чем-то сродни бабе на корабле.

— Ну, Глеб-то ладно, он старший пилот, а вот Помилов всю дорогу только о бабах и думает. Прямо генетический сублимант какой-то! Вообще фамилия Нечетный хотя и к лицу новому капитану, но все-таки наводит на мысль о нестабильной инварианте…

— Пилотный состав с легким бредом отношений на экстренном задании — это, конечно, номер. Так и представляешь себе: прилетаем на эту замызганную колонию, расследуем геноцид или что там у них, короче, как всегда — экстремистский абсурд, а капитан тем временем записывает в свой толстый блок, кто из нас есть кто.

— Да что он, ребенок, что ли? И так ясно: десантура — есть десантура, технари — это крабы-технари, ну разве что мы, банда яйцеголовых носителей докторских степеней.

«Ботаники» дружно заржали, прихлебывая «Спасский тоник». Вообще яйцеголовые носители докторских степеней не обязаны были носить единую униформу, тем паче цыпляче-желтого цвета. Это был их сугубо внутренний прикол: когда вся команда судна была одета кому во что нравится — и десантура, и крабы, и небольшой медперсонал, — научные спецы по давней своей договоренности держали свой «желтушный» фасон. Имели на это полнейшее право. Почему когда-то ими был выбран именно желтый цвет? На это одни из них отвечали, что, мол, просто как-то кинули жребий, руководствуясь аттрактивной теорией эволюционирующей вероятности, другие что-то врали по поводу новейшей гипотезы относительно спектрального анализа, третьи, и их было большинство, говорили, что это цвет Вечности, Спокойствия и Духовных практик. Четвертые с пятыми и шестыми, устав от разного рода отмазок, говорили — так проще отличать своих в чересчур разношерстной и пестрой космобригаде. Прочим было просто не до этого и они носили свою форму гордо, не отвечая на разные глупые вопросы.

Беседа о нынешней ситуации на «Стерхе» продолжалась.

— Наш новый капитан серьезно углубился в досье, сразу видно — ответственный человек…

— Если б его назначили к нам на судно не так скоропостижно, возможно он держался бы проще. И уверенней.

— Слышали, наш прежний кэп уже вышел из восстановительной клиники. Теперь будет жить только на Земле.

— Конечно, такое облучение — не шутка. Вообще Курант — странное место. Чувствую, с ним еще возни будет не меньше, чем на сотню лет.

— Еще бы. Как орала вся пресса: «Курант — крах антропной феноменологии!». А нашему Чилимову просто крупно не повезло. Теперь, наверно, будет в каком-нибудь инфоуровне работать или где преподавать.

— А что Илюша не идет? Неужто Нечетный счел подозрительной его специализацию и теперь домогается страшной правды — а не связана ли наша нынешняя миссия с непроходимыми тайнами криптограмм давно усопших цивилизаций?

— Нечетный наивен, хотя и имеет немалый боцманский стаж. У них на «Медузе», насколько я знаю, ситуация была не такая. Ему и в голову не приходит, что с такими отраслями, как у нас, СпецБюро срослось прочно и надолго. Он полагает это неестественным положением вещей, в то время как все давно уже совершенно нормально. Это его паранойя, мол, половина состава «Стерха» под колпаком, какие-то интриги, какая-то недосказанность. Но скоро, думаю, он поймет, что разумнее относиться к этому как к параллельной заинтересованности нескольких структур, не больше.

— Но и не меньше, Эдик! И вообще — ты речь толкнул только что прямо-таки одиозную! Эти «отрасли», эти «структуры» и прочее «положение вещей». Зычно!

— Влад, ну ты же сам понимаешь — а вдруг нечетная паранойя так велика, что нас сейчас прослушивают? Мы же не на Земле… Вот я помалу и продвигаю, как ты выразился, «одиозные речи».

— Ну, Эд, это уже самая что ни на есть паранойя с твоей стороны!

— А то!

Беседа «ботаников» продолжала плавно течь по волнам иронии и благостного такта, иногда напоминавшего снобизм высокообразованных сплетников.