Играя с Судьбой (СИ)

Они двигались слаженно — так же, как корабли, вынудившие меня принять решение о посадке. Штурмовикам не потребовалось много времени, чтобы пересечь поле и добраться до яхты.

Я коснулся пальцами тёплого синего камня, лежавшего на краю консоли — словно приросшему к тому месту, где я его положил. Это чудо мне не принадлежало, и я даже был рад, что оно уходит. Удержать в руках кусок солнца и не обжечься — так не бывает. Но почему-то мне было жаль, что расстаться с ним пришлось настолько скоро, даже не успев, как следует, рассмотреть.

Топот шагов, встревоженные голоса, раздававшиеся уже внутри корабля, заставили вспомнить, что кроме меня на борту есть два тяжелораненых человека: Арвид и Фори. Похолодев, я вскочил на ноги и кинулся к выходу из рубки, но не успел добежать. Воздух вокруг завибрировал, заискрился, в нос шибануло нестерпимой вонью; стены закружились, поменялись местами пол и потолок, и последнее, что я увидел отчетливо и резко перед тем, как накатила чернота — дуло парализатора и испуганные глаза штурмовика.

Теперь понятно, откуда ватная тяжесть во всем теле, и ощущение, что я вот-вот развалюсь на куски — всё это последствия выстрела.

Как же плохо-то. Как погано. Во рту — вяжущая сухость, хочется пить, но я даже не могу шевельнуть языком.

Долго ли это со мной — не знаю. Время застыло.

Откуда-то приходит воспоминание. «Муха в янтаре». Чёрное насекомое внутри камня солнечного цвета кажется живым, мнится: она вот-вот почешет лапки, дрогнут крылья и насекомое взлетит. Но муха недвижима. Сейчас я чувствую себя той мухой: как бы ни хотел, я даже шевельнуться не могу!

Влажная ткань прикоснулась ко лбу, скользнула по правой щеке, потом по левой. Кто-то заботливо обтирал мне лицо и шею.

Прохлада металлической ленты плотно обхватила запястье. Знакомое ощущение: так присасывается к коже кибердиагност.

Мне это не кажется? Такое возможно?

А от запястья по венам с каждым толчком пульса ползло тепло, высвобождая скованное, непослушное тело. Десяток сердцебиений — и я уже могу слегка двинуть пальцами. Ещё немного времени — и мне удаётся поднять веки. В глаза бросается белый потолок, следом — светлые стены. Сквозь прямоугольник окна взгляд скользит дальше — к простору, откуда в комнату вливается поток яркого света, расслабляющего ласкового тепла и свежего, остро пахнущего йодом воздуха.

Странные у лигийцев тюрьмы…

Ко мне склоняется женщина: её невероятно яркие волосы цвета апельсина крупными кудряшками выбиваются из-под кокетливо сдвинутой шапочки, и брови и ресницы у неё тоже рыжие, а на белой коже россыпи охристых пятнышек — особенно много их на щеках и носу.

— Очнулся? — спрашивает она, глядя на меня со странным выражением. Не будь я пленником, мне подумалось бы, что это — сочувствие. А ещё я окончательно убеждаюсь — она говорит на незнакомом языке, но это не мешает мне её понимать.

— Где я? — слова даются мне с трудом, язык, который словно оцарапали наждаком, едва ворочается во рту.

Женщина не понимает. Покачав головой, она отодвигается и, отвернувшись куда-то в сторону, зовёт:

— Эгрив, мальчик очнулся.

Стало быть, я для неё — просто мальчик? Интересно, она в курсе — кто я и откуда? Хотя, заговорил я на языке Торгового Союза, так что по одному звучанию вопроса она должна бы понять, что перед ней чужак. Впрочем, что я сам знаю о ней? Ничего ровным счетом, кроме того, что встреться я с ней на Лидари — долго бы ошеломлённо смотрел вслед. Настолько рыжих я в жизни ещё ни разу не видел.

Женщина вновь ласково улыбается мне и отходит в сторону, пропуская высокого худощавого мужчину в униформе медслужбы.

— Где я? — повторно выталкиваю через сухие, плохо повинующиеся губы свой вопрос.

Медик склоняется надо мной, внимательно смотрит в лицо.

— В госпитале, — чуть помедлив и словно подбирая слова отвечает он на языке Раст-эн-Хейм.

Потом его рука ложится на браслет кибердиагноста, и по венам вновь растекается тепло. И тотчас у меня начинает кружиться голова и путаться мысли.

Пытаясь собраться с силами, я злюсь на эту несвоевременную слабость; усилием воли собираю остатки сил и, глядя в потерявшее четкость, расплывающееся перед глазами лицо медика, шепчу:

— На корабле… пассажиры… мужчина и женщина. Они живы? Где они?

На лице медика отражается недоумение, но в темных, спокойных глазах внезапно отражаются интерес и сочувствие.

А я, умудрившись поймать его пальцы, вцепившись в них из последних сил, раз за разом повторяю вопрос:

— Фори, Арвид, они — живы?

Силы покидают меня, мир подёргивается серой туманной дымкой, фиксировать внимание на чем-то становится невероятно тяжело.

— Живы, — ответ настигает уже за гранью реальности, в зеве внепространственного тоннеля, схлопывающегося вокруг.

Я проваливаюсь в сон, как в трясину, как в зыбучий песок. И мир вокруг погружается в черноту, делая несколько оборотов вокруг своей оси.