Играющая в Го

Он объясняет, что владелица дома – одна из тетушек Цзина – уехала в Нанкин. Племянник с радостью согласился быть сторожем.

Его низкий голос похож на голос давешнего запевалы.

– Ну, а ты кто такая?

Я представляюсь, спрашиваю, можно ли отсюда позвонить.

Цзин раздраженно отвечает:

– Восставшие наверняка перерезали провода.

Я в отчаянии, и Минь говорит, что попробует набрать номер.

На голых стенах гостиной остались следы от картин, красный лаковый пол исцарапан – мебель явно выносили в спешке. Сотни книг стоят на полках в шкафу, другие кучей валяются на полу. Низкие столики заставлены пепельницами с окурками, грязными тарелками и чашками, повсюду валяются смятые газеты. Похоже, прошлой ночью тут состоялось какое-то собрание.

Минь открывает дверь в спальню. У кровати, застеленной пурпурным в хризантемах покрывалом, на круглом столике стоит телефон. Он хватает трубку, но гудка нет.

– Когда все успокоится, я провожу тебя домой, – обещает он. – Здесь ты в безопасности. Проголодалась? Давай помоги мне на кухне.

Минь готовит лапшу, чистит овощи, режет мясо, а Цзин, сидя у окна на табурете, прислушивается к улице. Стрельба то затихает, то начинается снова. При каждом взрыве на его губах появляется насмешливая улыбка. Не знаю, что будет с моим городом. Думаю, эти якобы крестьяне – члены Единого фронта, выступающего против японцев. В газетах пишут, что эти бандиты грабят, поджигают и берут в заложники горожан, чтобы покупать за выкуп оружие у русских. Меня гложет тревога за родителей, за Лунную Жемчужину, едущую в коляске рикши по мятежным улицам, я вскакиваю, снова сажусь, хожу из угла в угол, перелистываю книги и, наконец, опускаюсь на табурет напротив Цзина.

Пытаюсь понять, что творится снаружи.

Только Минь кажется спокойным. Он даже насвистывает какой-то оперный мотивчик.

Из котелка доносится восхитительный аромат. Минь гордо ставит на стол огромную миску лапши с говядиной и кисло-сладкой капустой, вручает мне палочки.

Внезапно я вспоминаю – меня ждут дома, чтобы отпраздновать мое шестнадцатилетие.

22

В небе над Харбином стоит ослепительное солнце.

Весной в бурных пенистых водах Амура с немолчным ревом кувыркаются, то появляясь на поверхности, то исчезая в глубине, огромные льдины.

Богатый торговец установил в центре города, на помосте, лотерейный столик, где объявляются результаты тиража. Перед ним теснятся люди в мехах, дрожат от холода нищие в лохмотьях. Весь город здесь – воры, мошенники, военные, студенты, приличные дамы и проститутки сгорают от нетерпения в ожидании приговора судьбы. Неожиданно в толпе раздаются возгласы разочарования, стоны, ругательства и радостные крики счастливчиков. Разгораются стычки и словесные перепалки. Мужья колотят жен, которые имели неосторожность поменять числа, неудачники, рискнувшие последними грошами, грозятся покончить с собой. Кредиторы требуют вернуть долги, выигравшие не могут отыскать свои билеты.

Никогда прежде я не видел подобного города, в котором богатеи так трясутся за нажитое, а бедняки отчаянно борются с нищетой. Праздность этого народа укрепляет мою уверенность в том, что китайская империя погружается в хаос. Древняя цивилизация распалась под властью маньчжуров, не пожелавших открыться навстречу миру и отрицающих современную науку. Сегодня империя превратилась в лакомый кусок для западных держав и выживает, жертвуя своими территориями и независимостью. Только японцы, унаследовавшие чистую, без примесей [9], китайскую культуру, могут освободить ее от европейского ига. Мы вернем китайцам мир и достоинство.

Мы – их спасители.

23

Ходивший на разведку Цзин возвращается и сообщает, что восставшие заняли мэрию и выбросили с балкона труп мэра. За несколько часов ненависть охватила весь город, опьяневшие от крови люди убивают коллаборационистов и японских эмигрантов. Китайские солдаты, рекрутированные в маньчжурскую армию, повернули штыки против японцев и окружили вражеские части в казармах.

Минь приставляет к стене лестницу, и мы лезем наверх. Перед нами простирается море крыш, похожих на серую, с серебристым отливом, рыбью чешую. Извилистые улицы напоминают борозды вспаханного поля. Платаны с голыми ветками тянутся вверх, подобно изящным иероглифам. В центре города к лилово-желтому небу поднимаются черные дымы. В воздухе стоит шорох крыльев тысяч обезумевших воробьев.

Мы слышим выстрелы, мешающиеся с криками и торжествующими возгласами, бьют барабаны. Некоторые кварталы мрачны и безлюдны, в других царит оживленное веселье. За городскими стенами клубится густой туман.

Хватит ли у мятежников сил, чтобы противостоять подкреплению, которое наверняка пришлют японцы?

24