Получается, что, оказываясь в позиции «&», мы, с одной стороны, не западаем в крайность пустотной природы
зрителя,а с другой – не западаем также и в крайность материальной ориентированности
роли. Мы присутствуем на стыке этих двух – в творческой потенции сна, или в позиции танцующей
Сверхмарионетки:«ничего нельзя допускать выдуманного. Все должно быть взято из сноподобной фантазии»
[134]… «Адольф Гитлер однажды сказал: „Любого, кто нарисует небо зеленым, следует стерилизовать“. Он боялся заблудиться в лабиринтах реальности, по которым бесстрашно блуждают творческие люди».
[135]И это реальный страх!
Итак, именно из позиции «&», из позиции
сноподобной фантазииразворачивается мифологическая реальность нашей
фрактальной мандалы, то есть реальность как таковая, не заваленная ни в крайность отрицания всего (
нигилизм), ни в крайность признания всего реальным (
материализм). В итоге на этом тонком стыке двух измерений возникает
игровой импульс, разворачивающий вокруг себя
жестокоеритуально-мифологическое видение реальности.
Видение гения!Смотрите, как Моцарт рассуждает о смерти, примиряя себя с ней: «…Смерть – это истинная и конечная цель нашей жизни. За последние два года я столь близко познакомился с этим лучшим другом человека, что ее образ не только не несет для меня ничего ужасающего, но напротив, в нем все успокаивающее и утешительное. И я благодарю Господа за то, что даровал мне эту счастливую возможность познать смерть как ключ к нашему блаженству»
[136].Итак, в пробужденном сознании смерть выглядит вовсе не как страдание и насилие, а «как игра ярких и красочных потоков энергий, представляющих собой элементы общего узора вибрации, порождаемого Пустотой. Эта вибрирующая Пустота и есть суть мира»
[137]. Так, человек достигший
Самореализации, понимает, что убивать, как и умирать, некому, что
смерти нет; как нельзя утверждать и обратное! То есть на уровне
ролисмерть действительно реальна! Но на уровне
актераона существует только как
метафора, как символ, как сон, и с этой метафорой можно радостно играть, раскрашивая ее разными красками из потенциала зрительской палитры! На уровне же
смотрящего пространствасмерти нет, она пуста, или не что иное, как дарующее мощное наслаждение
развлечение! И только из этой позиции можно подступиться к третьему способу обретения защиты, к сияющей сквозь века величественной игре под названием
трагедия!Антропология трагедии
Трагедия –
это
искусство созиданиячерез предельно обостренный конфликт, разрушение и уничтожение! За разрешением
трагического конфликтауже не может быть ничего, или, вернее, за ним снова – начало! Так, говоря словами Филипа Сидни
[138], «трагедия вскрывает самые глубокие раны и обнажает скрытые язвы»! И о какой защите здесь можно говорить?Само слово
трагедияпроисходит от греческого
tragos– «козел» и в буквальном переводе означает
козлиная песнь, «но никто не знает точно, какое отношение к песне имеет козел (или козлы)»
[139]. Лично мне нравится понимать эту формулу как прощальную песнь
демона игры,перед тем как его демонизм будет преодолен за счет умело организованной алхимической процедуры. Алхимическая технология апеллирует к сжатию, за счет чего достигается высокая температура. Объект раскаляется добела, и в раскаленном состоянии его можно легко подвергать трансформации. Хороший пример того, о чем идет здесь речь, можно взять из космоса. Например, судьба той или иной звезды зависит от ее способности сопротивляться сжимающему действию силы тяжести, которая стремится к гравитационному коллапсу. «Когда у звезды еще есть „топливо“, то силе тяжести противостоит сила излучения, возникающего в результате ядерных реакций. Но как только „топливо“ иссякло, сила тяжести берет верх, и звезда
коллапсируетв черную дыру».
[140]Все это означает, что процесс сжатия необходимо контролировать, иначе можно
пересжать, а это означает
выворачивание объекта наизнанку, то есть превращение его в
Черную Дыру. Так, именно через трагическую предельность мистерия трансформации демонического взгляда достигает своего пика, даруя человеку возможность «обрести себя в мифе»
[141].