Играл на флейте гармонист

— Почему ты не прогнал пришельца? Почему? Слабак. Чего тебе это стоило? Это ты мог сделать легко и просто. — Такие мысли кружились в его голове. — Почему? Ты не хотел насилия? Да, не хотел. Но человек этот никчемный, да и насилие это, можно сказать, слабенькое, слабенькое. Нет, для «СС» это сильное насилие, причем внесистемное, негосударственное. Ниже его на социальной лестнице никого нет. Пришелец внесистемен. Вот. Вот это и помешало тебе.

День подходил к концу. Рядом за соседним столиком присел старичок. Он сразу узнал его — это был тот старичок-ветеран, награжденный и еще что-то сделавший важное. Ветеран попивал легонькое из последних номеров и смотрел на него, не веря своим глазам, — этот заросший человек, не очень опрятно одетый, был похож на того нахала, которого он встретил в самом конце лета.

Улыбаясь как можно более дружелюбно, он подошел к ветерану.

— Здрасте, у вас можно присесть? — сказал он.

Ветеран, еще не веря своим глазам, с недоумением кивнул головой.

— Добрый вечер. Вы, кажется, узнали меня, — сказал он, присаживаясь рядом с ветераном, — помните, летом я был не прав и хочу извиниться за тот случай.

Старичок-ветеран понемногу приходил в себя, изумление его постепенно сменилось на любопытство.

— Я действительно вас сразу-то и не узнал, да и время прошло, уже почти полгода, — сказал старичок.

— Вы так сильно изменились, полагаю, с вами произошло что-то?

— Да, события были такими стремительными, что иногда казалось, что это происходит не со мной, — ответил он и продолжил:

— Бывают в жизни такие обстоятельства, что приходится выбирать между принципиально разными вариантами. Я выбрал то, что вы сейчас видите.

— И что теперь? — с любопытством продолжил вопрос старичок.

— Теперь, находясь в легкой депрессии, пытаюсь, как видите, снять стресс средним номером, — ответил он.

Старичок тактично кивнул, а он в свою очередь спросил:

— А вы, я смотрю, тоже поднимаете настроение?

— Эх, хе, хе, — крякнул старичок. — Тоже, только врачи обеспокоили меня. Настаивают перейти только на «Вассер-дринк», а я, знаете, люблю это дело в пределах нормы, конечно.

— Вы, мне помнится, обладали некоторым даром, способностями. Не они ли вас привели сюда? — спросил старичок.

— В некотором роде да, — утвердительно ответил он.

— А все-таки, я прошу прощения, какова ваша история? Хотя бы вкратце. Если можете, то расскажите, — заинтересовался старичок.

Он, немного разогретый тоником, коротко рассказал о себе, за исключением приглашения из Комитета и перехода на нелегальное положение. А чтобы у старика не было дополнительных вопросов, мотивировал свой отход от дел усталостью и глупостью молодости.

Старик похоже поверил ему, тем более, что он ему немножечко повнушал, а заодно попросил его объяснить свое падение настроения.

— Да это долгая история, — начал старик, — всего и не объяснишь. Как-то гадко и глупо вокруг. Если присмотреться — дурость прет из всех мест, как бы не старался улучшить ситуацию, — продолжил старик:

— Вот возьмите молодежь, воспитание идет по всем направлениям. Ан нет — грубость и неуважение ко всему у них на каждом шагу. Казалось бы, и по партийной линии — и «дымисты» и «дождисты» везде и всюду, а толку почти ноль. Сегодня иду спокойненько с товарищами, делаем встречным пацанам правильные замечания, а они в ответ нам свою «речевку».

— Ветераны, ветераны —

Боевые барабаны.

В вас стучат — кому не лень,

Выбивая дребедень…

— Да такую обидную, что настроение вмиг сразу исчезло. А товарищи всем сердцем болеют за общество. Все для него, и такое получить в ответ.

Старик разволновался, руки его стали подрагивать. Он уже с трудом отпивал мелкими глотками свой тоник:

— И как прикажите в этой ситуации делать добро, приносить счастье? Да и что такое счастье? Вот вы, относительно молодой человек, счастливы? Вы как его понимаете — это счастье?

Он уже было хотел изложить старику свое понимание счастья. Но тот и не требовал ответа и все более волнуясь продолжил:

— Мне мой старый друг говорил: «счастье это свобода, достаток и здоровье». А это опять все сводится к деньгам. Боролись с ними уж много веков и пищу стали раздавать, ан нет, без денег никак и счастья никакого нет.

Старик закашлялся и долго не мог остановиться, пока не проглотил пару таблеток.

— А я так думаю, что счастье совсем в другом, — продолжил старик. — Счастье — это осознанная необходимость делать людям добро. Добро надо делать. Вот в чем счастье. И не надо ждать награды. А некоторые еще говорят, что счастье в любви, так то оно и есть — в любви и добре. А без добра счастья нет, а так только одна видимость. Посмотрите-ка на странников — они счастливы? В некотором роде, да. Попивают свой нулевой тоник, сами его делают. Сами и пьют, и тем счастливы. Никому не мешают, друг другу делают добро…

Старику с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Руки его дрожали и ослабели настолько, что не могли держать кружку, лицо его побелело, кое-где проступила синева, он говорил все тише и тише: