«Почему Язык не встает?..» — задумался Егор. Ведь даже если заряд оглушил его, он легко должен был проснуться от пары пощечин. Сейчас же парень тряс его изо всех сил. Егор слышал кое-что про него. Сергей не любил говорить о сыне. Это и не был его родной сын. Пасынок. Когда Язык нашел свою жену, у нее уже был ребенок. И он принял его. Не как родного, но все же не кричал на него, мог выслушать, воспитывал. В общем, по-своему любил. Но в «КриоЛайфе» сын после потери матери перестал говорить с отчимом. Напоминал Языку, что он не его отец. Не хотел слушать его. Так и сейчас, хотя Сергей и разделял мысли о криокамерах с сыном, они не общались. Егор и не знал, что парень, который ехал с ними в лифте, — сын Языка. Егор присмотрелся к лысине Сергея. Там, куда попал снаряд, был большой черный ожог от электричества. Послышался второй выстрел, и снаряд электричества поразил грудь парня, дико взвывшего от обиды и боли и тут же замолчавшего. Его тело только тряслось в конвульсиях.
— Второй готов… — проговорил Ярин. Он посмотрел на Егора. Кравченко тут же вскочил, схватил свою дубинку, и, пробежав неожиданно ловко между охранниками, врезался головой в грудь Васи. Тот упал, а Егор прыгнул сверху, намереваясь избить парня до смерти. Однако пара охранников вовремя отбросила Егора от Ярина. Вася встал, отряхнувшись, и посмотрел на Егора, кричащего, пытающегося вырваться из цепких лап электрических копий, держащих его за обе руки. Он уже не мог двигаться без позволения.
— Егор, прости меня, — сказал Ярин, наконец перестав улыбаться. — Я бы не убил тебя. А Язык меня всегда раздражал… Да и его сын. Это же старая модель «ЭПП», я просто выкрутил плоскогубцами мощность на максимум. А Миша… Он обещал мне лучшие условия и новое место работы. Должность повыше. Да, меня купили, Егор. Я даже не оправдываюсь…
Егор ничего не говорил. Он опустил голову, рассматривая неровные трещины в бетоне. Две трещины проходили очень близко друг к другу, но не соприкасались и тем более не соединялись в одну. От них отходили другие, поменьше, но и те не соприкасались. Он видел сороконожку, давно уже высохшую. Она лежала между этими трещинами. Он не слушал Ярина. Не слушал Мишу, который подошел следом и начал читать ему нотации, говорить о том, что всех бунтовщиков закроют в специальном тюремном блоке, о том, что это его долг, и следование инструкциям — не абстрактные идеи, а настоящая панацея. Егор не вслушивался в его слова о том, что выхода больше нет. Он лишь смотрел на трещину и гадал: «Кажется мне, или сороконожка все-таки жива и просто притворяется мертвой?».
Глава 36. Край
Мирак подолгу молчал. Такая ссора с братом… И, пусть Мирону казалось, что он прав, Мирак любил брата, но его действия не поддавались объяснению. «Разве так плохо было в компании Лиона и Лаки? Может быть, я и вправду не понимаю чего-то? Однако… Он убил меня уже второй раз… Какое оправдание после этого может быть?» — думал Мирак.
Да и как может быть иначе? Когда тебя предает единственный родной человек, это больно. В случае Мирака — физически. Он ехал в повозке вместе с раненым Джейком и Тиной и сидел там, буквально забившись в угол. Он чувствовал вину перед всеми, будто именно он был виноват в действиях Мирона. Когда процессия остановилась, чтобы гоблины забрали груз, а Лаки и Лион перелезли в другую телегу, Мирак сказал, глядя в небо:
— А ведь знаешь… — и снова он затих.
— Что знаешь? — Лаки не хотел оставлять парню шанса вывести его из состояния грусти.
— Знаешь… У меня теперь не так много сейвов. На два меньше, чем у брата, на три больше, чем у Джейка.
— Это немало.
Мирак вновь замолчал, но ненадолго.
— А знаешь… Мирон оказался умнее меня. Он всегда думал наперед. Оказалось, он вел нас обоих, не я.
Мирак вытер слезы.
— Твой брат застал тебя врасплох. И такое бывает. Мы сейчас пройдем в другой мир, и ты забудешь о нем, — пытался успокоить его Лаки.
Мирак усмехнулся.
— Не забуду. Это мой брат. Да что там! У нас с ним на двоих одни умения. Я всегда буду знать, где он, а он будет знать, чем занят я. Не смогу я забыть о нем. Он всегда будет рядом. Иначе мы оба погибнем, — Мирак искренне улыбнулся.
Высказав все это, он успокоился. Хотя и не особенно — он так же волновался, так же злился на брата. И знал, что не скоро, но все же настанет тот момент, когда их судьбы снова переплетутся, и совсем не в худшем плане.