Избавился я от Каримова довольно легко. Переселился в соседнее купе, отказался с ним ночевать, да он трещит, спать не даёт. В общем, его сняли с поезда утром. Отсохла левая рука, вообще не работает и перестал видеть левый глаз. Врачи решили, что инсульт, хотя ему двадцать шесть лет было. Война, что тут сделаешь? На меня даже не подумали. А я-то причём? Вот теперь красота, не на радуюсь. Да, то объяснение, что я дал этому мудаку чтобы отстал. Мол, я память потерял, новый мир для меня как чистый лист, я его познавал сначала. И были встречи с коммунистами и политработниками, и или мне не везло, или везде так, но встречались такие кадры, бездельники, горлопаны и разная нечисть на тёплом месте, что напрочь меня от этой партии отвратило. А первое впечатление самое сильное. Вот тот и возмутился. Велел написать где это всё было, с кем встретился, разобрать по полочкам что не понравилось и остальное. Да пошёл он к чёрту! Так что избавился и рад. Живой и это главное. Не висел дёргаясь и мыча над костром, пока ноги обугливаются, как я мечтал. Комиссуют, пусть на гражданке кому другому мозги имеет, а не мне. Так что дальнейшее время в пути следования к фронту, прошло уже отлично. Я был всё время в отличном настроении. А придали наш дивизион Воронежскому фронту, эшелон шёл на Воронеж. Причём в штабе фронта сразу решили, куда нас направить. Транспортная артерия, имеется виду железная дорога, одно из важных направлений. Немцы исступлённо бомбят станции и днём, и ночью.
На станции Воронежа нас уже ждал представитель штаба фронта с приказом. Ну это дела комдива, он распечатал пакет, я же занимался разгрузкой техники и вооружения своей батареи, командуя бойцами. Когда спустили всё по эстакадам, и отогнали в укрытие, бойцы сразу привели зенитки в полное боевое и несли дежурство, остальные орудия дивизиона также были в готовности. Оставив батарею на взводном, придерживая планшетку, я добежал до машины комдива. «Додж» с рацией. Уже посыльный был, сообщил о совещании. Доложился по технике, вооружению и людям, мол порядок. Готовы начать движение, но Баринов сообщил:
– Наша задача защита узловой железнодорожной станции Воронежа.
Сказать, что комдив не порадовал, это нечего не сказать, лица остальных офицеров тоже поскучнели. Защита таких станций – это самый мрак в нашей работе. Батареи стачиваются, а зенитки в таком случае первоочередная цель, или за пару дней или за пару недель, это смотря на интенсивность налётов. А они были, вон здания некоторые дымятся после ночного налёта. Причём, задачи сбить вражеские бомбардировщики не ставиться, это работа истребителей, воздушных асов. Наша задача не дать бомбить прицельно. То есть, чтобы противник не выполнил свою задачу. Если сбили, это приятный бонус, за это и награды дождём посыпятся. Вон у большинства моих бойцов медали имеются за два сбитых самолёта. Какие ещё силы у города имеются нам пока неизвестно, но от зенитного дивизиона, вооружённого такими же орудиями, как и у нас, осталось три зенитки. Им уже сообщили о смене, дивизион выводят на отдых, пополнение и переформирование, так что те нас даже с радостью встречали. Ещё бы, две недели назад у них тоже полный дивизион был, так что принимали под охрану станцию, определяли места для орудий, знакомились с железнодорожниками, мы им подчиняемся по сути. Те, кто передал оборону, уже отбыли, причём арендовали у нас машины для этого, вернут чуть позже. Своих у них не было, а орудия также буксируемого типа. В общем, до наступления темноты беготни, криков и суеты хватало. К счастью, налётов не было, только высотный разведчик всё кружил, и мы закончили. Да, Баринов узнал, что город также прикрывают два дивизиона зенитных семидесятишестимиллиметровых пушек. На окраине стояли. Однако мы хоть и наладили с ними взаимодействие, но в подчиненное положение не вошли.