Играть чтобы жить [17.05.2024]

Жаль всего добытого, что у меня было. Девчат ещё больше жаль. И Степана Райнова. До Марии к счастью добраться я не успел. Да что там успел. Меня сбили на шестой день с начала войны.

Нет, сбивают в третий раз, только в этот раз я ещё и погиб. Ладно об этом всём позже. Я постарался аккуратно и незаметно пошевелить руками и ногами. Ну насчёт незаметно можно не волноваться, явно ночь была, и мы в каком-то помещении. Множество дыханий и даже храп слышал.

Кажется, на соломе лежу. Точно, пук соломы под рукой. В плену, в сарае держат? А уверен, что и тут война идёт. Как-то ничего другого на ум не приходит. В пленного значит попал?

Ладно, не впервой, будем выбираться. И в худших переделках был. Это кстати так, я попал в избитое тело, но не до такой степени как впервые это было, в лагере, в Польше. Сознание конечно плавало и избито, но полегче было.

Пощупав первым делом левую руку, там больше всех болело, я чуть не взвыл. Перелом, без сомнений. В остальном синяки и гематомы. Хотя рёбра болели, может трещина или тоже перелом. Да нет, я бы тогда шевелится так не мог. Максимум трещина. А так в принципе избит, голова гудела. Контужен возможно, но слух не потерял, всё слышу, что в помещении происходит. Чёрт, мало информации. Разве что пока себя ощупывал, даже садился чтобы до ног дотянуться, выяснил что на мне комбинезон поверх формы. А сапог нет, уже кто-то снял. Босой. Да, петлицы. Причём треугольники нащупал, сержант. Сперва подумал, что лётчик, но понял по эмблемам, что танкист, чему порадовался. Больше лётчиком быть не хочу, одного опыта хватило. Хотя у танкистов смерть тоже в огне и детонации бывает. Я был стиснут с обоих боков, спали явно в тесноте, и потряс за плечо того, что справа похрапывал, раз правая рука действовала. Вторая даже не перевязана, кости не вправлены. Хранилища нет, лекарского амулета нет и не будет, гипса тоже не наложили. Фигово. Всхрапнув, сосед справа завозился и сел, явно протирая лицо.

– Ты чего, командир?

– Ничего не помню, даже как меня зовут. Раз командиром называешь, знаешь кто я. Расскажи.

– О как? Серьёзно тебя побило, – зашептал тот, чтобы не будить других. – Мехвод я твой. Остап Семенчук, с Житомира. Как война началась, призвали и в твой экипаж попал.

– И кто я?

– Ты извини, я мало знаю, мы с Степаном, он слева от тебя, всего пять дней в экипаже, и вот в плен попали.

– Расскажи, что знаешь. Кто меня избил? С кем воюем? Год, месяц какой?

– Так, ты сержант Игорь Ковригин, только из училища. Девятнадцать лет точно. Говорил сирота, родителей басмачи побили, в Тамбове в детдоме рос. Война началась двадцать второго июня, тысяча девятьсот сорок первого года. Меня призвали, попал в Пятую армию, Двадцать Второй механизированный корпус, в Девятнадцатую танковую дивизию, там с тобой в Тридцать Седьмом танковом полку и познакомились. Степан, он из Кривого Рога, и вот я, попали к тебе в экипаж. Дважды в боях успели побывать, и тут при отходе сломались. Мы прямо через лес без дороги прорывались. Двое суток чинились. А стали выходить, и смотрим, по полевой дороге колонны наших ведут, пленными. Ты приказал атаковать, орал от ярости что-то, ну мы и атаковали. Только там и другие немцы были. Нас подбили, ещё в овраг на склон въехали, наклон в бок, и танк перевернулся. Вот там ты себе синяков и наставил, и руку сломал. Ещё Степан на тебя навалился. Не били нас. Вытащили, оружие отобрали, документы и всё ценное сняли. Сапоги у тебя хорошие были, одному немцу понравились. В колонну включили и вот сегодня вечером в этих коровниках устроили.

– Бой где был?

– Где-то рядом с Луцком. Мы же заблудились, хотели дорогу спросить.

– Ясно. Документы какие у меня были?

– Командирское вроде и партбилет.

– Может комсомольский билет?

– Может и он. Ещё из планшетки пачку писем достали. Когда обыскивали. Девушки твоей.

– Ясно. Ладно, спи. Нужен врач, на руку гипс наложить. Попробую с немцами поговорить.

Мехвод мне не понравился, но явно в возрасте, видимо тракторист, но к командирам нужно на вы обращаться. Хотя если Игорь разрешил на ты, то может. Да только у того в голосе так и сквозило презрение, особенно когда описывал безумную атаку, явно на эмоциях, чтобы освободить пленных в колонне. Так что я встал, постоял шатаясь, пережидая головокружение. Значит не били, а просто вытащили поломанного из танка? Что ж, это шанс. Перешагивая и под мат наступая на лежавших, я дошёл до двери. А там щель с ладонь, звёздное небо видно. И часовой мимо время от времени проходил. Глаза к темноте адаптировались, видно было. Вот я, подойдя, и сказал на немецком:

– Солдат, я из Абвера, вторая команда. Только сейчас очнулся. Срочно меня к врачу. И сообщите моему командованию где я.