Играть, чтобы жить. Книга 9. Путь домой

– Знаешь, когда-то, так давно, что скоро погаснут те звезды, я был истинным богом зла… Я был юн, дивно красив необычным оттенком веры – «черный перламутр» – и при этом действительно талантлив. Моими Обсидиановыми Чертогами восхищались даже души праведников, попавшие туда после кровавых ритуалов жертвоприношения. Сама Богиня Природы – Юная Асфель, жемчужина пантеона Света, подарила мне свою любовь и девять лет вынашивала под сердцем нашего сына. К сожалению, для моего мира настали не лучшие времена. Техногенная катастрофа разрушила биосферу, планету окутали черные краски. Вместе с зеленой листвой умерла Асфель, отдавшая всю свою силу на борьбу. Она подарила мне сына, а людям – лишние пять лет относительно комфортной жизни. Но… Асфель погибла зря. Светлые силы – сплошная напраслина… Люди не воспользовались резервом времени, оплаченным божественной кровью. И тогда я разочаровался в Добре. Когда катастрофа развернулась во всю мощь, люди оказались к ней не готовы и быстро деградировали до средневековья. Опустели космодромы, мегаполисы превратились в деревни, страны – в общины. Зло и Хаос поселились во многих сердцах. Вера шла полноценным потоком, но я не испытывал радости. Мир действительно потерял краски без моей Асфель…

Элкил на секунду замолчал, очередная бусина со звоном упала в блюдце. Нож заскрипел по новой заготовке, серебряная стружка заблестела в мягком свете магических шаров.

– Артус, мой сын… Он родился богом-перевертышем. Не светлый и не темный. Так уж легла комбинация наших талантов, помноженная на проснувшуюся в людях веру в оборотней и прочих волколаков. Силенок у него было немного, даже во взрослого зверя превратиться не мог. Артус любил являться к людям в виде котенка, играл с детьми, помогал и оберегал их, спасая от зверей или незнакомцев. Благодарность копилась, вера в него потихоньку крепла. Но однажды… На селение, где он резвился с мелкотой, напали верующие в темного Бога Зла. В меня… Молитвы дали им силу, а переносной зиккурат из праведных сердец скрыл происходящее даже от моего взора…

Глаза под ужасной маской Назгула неожиданно блеснули влагой.

– Я нашел его распятым на темном алтаре. Вокруг – мертвые сектанты, растерзанные в схватке. Артусу было всего девять лет, но он все же бог… их убило его посмертным проклятием. И тогда я разочаровался в Зле и впал в ярость. Сорок лет я наводил ужас на всех, кто имел в себе хоть крупицу черноты. А как ты понимаешь, святых разумных сущие единицы… Я творил страшные вещи… Разумные даже не могли понять, за что лишаются душ! Брошенное в сердцах проклятье, масленый взгляд на чужую жену, спрятанный при дележе прибыли медяк… Я вырезал целые города, оставляя на пепелище пару рыдающих праведников, проклинающих меня над телами своих детей. Слава творцу, я практически не помню тех дней. Разум покинул меня… В себя я пришел над могилой Артуса, с собственным адамантовым сердцем в своих изломанных руках. Я отомстил за сына, я уничтожил зло в себе. Так я лишился любимой, сына, сердца и притока веры. Такой вот я ущербный бог, который сжег в себе все и теперь не способен отличить Добро от Зла. И который с некоторых пор бездумно любит котиков…

И внимательно глянув на меня, он добавил совсем негромко:

– Так что, когда ты общаешься со своими старыми друзьями-богами, не забывай, что прошли сотни лет и вера смертных могла сильно их изменить. Твой мир ведь сильно поменялся?

Кивком Элкил указал на Жнец Миров, который я бездумно грел в руках целый вечер. Крутил финты, полировал пальцами, запоминал каждый скол. У меня ведь будет только один шанс, только один разрез…

– Сильно… – задумчиво кивнул я и задумался.

– Вот то-то же… Всегда держи в голове: если ты не видел бога достаточно долго, вера разумных могла изменить его. В конце концов, при всей нашей силе мы всего лишь отражение страхов и надежд смертных. Поэтому Высшие так часто обнуляют цивилизацию в своих мирах. Только почувствуют давление со стороны смертных – ловите потоп, астероид или черную чуму. Молитесь и не шалите. А теперь думай, ты нынче отвечаешь не только за себя, но и за всех нас, какой бы глупостью это ни казалось со стороны…

На следующий день мы всей колонной выдвинулись в сторону центральной улицы. Фея все еще косплеила больную, так что ехала на моем плече со всеми удобствами, хотя крылышко прижилось, вовсю искрило спецэфектами и подмахивало в такт шагам.

Авось временами оглядывался, пару раз бросал за спину какие-то конструкты, демонстративно поглаживал гарду палаша. Наконец, не выдержав, он подошел ко мне и шепнул на ухо:

– Что-то мне не по себе. Давит ощущение угрозы и чужого взгляда. Пробую разложить линии вероятностей планов на вечер – не стыкуются, срываются. Слишком большая неопределенность впереди.

Я согласно кивнул и с деланым безразличием пожал плечами.