Играть третями

Однако что делать с затянувшимся декабрем, и триумвират не знал. Не выходя из-за ломберного столика, объявили белый террор. Осуществлять который было, по счастью, некому.

***

Зимний Дворец. Четвертое августа 1826 года по европейскому летоисчислению. По российскому - 247-е декабря.

- Совершенно ясно теперь господа, что и 'Союз благоденствия' никакого благоденствия не принес бы империи, и 'Союз спасения' ее бы не спас, - говорил банкомет, тасуя колоду.

Рукава его Преображенского мундира были засучены. Он давно уж оставил привычку прятать в них козыря да туза. По змеям, сползающим на запястья, по татуированным кистям рук, кто бы не догадался, что перед ним - известный игрок и бретер, граф Федор Иванович Толстой, Американец?

- Из-за границы дразнятся, тычут в нас кольями, - пожаловался Ржевский. - Медведи белые объявились в Тавриде. Ненцы встали стойбищем под Москвой. Уж больно затянулся этот государственный переворот - с 14-го декабря по самые термидоры.

Трубка потухла. Он отложил длиннейший чубук. Было накурено.

- Людей хоронят прямо в сугробах. Мертвые души оживают и ошиваются по ночам, - доложил Рылеев (был он отчасти мистик). - У меня такое предчувствие, господа, что как только мы прекратим метать, так декабрь и закончится.

- Вы ж и затеяли, господин подпоручик, это мы уж потом...

Но прекратить игру никто не хотел. И дело даже не в том, что кушем была сама Россия - азарт пьянил.

- Объявляйте же ставку, поручик, - поторапливал банкомет.

Ржевский поставил на карту самодельную фишку, на которой значилась Могилевская губерния. Толстой отвечал Оренбургской. Её и Орловскую ему только что Рылеев просадил.

Поручик аккуратно подрезал картой колоду. Американец перевернул.

- Плие!

Налево легла дама пик, направо - червей.

У поручика была десятка. Американец сбросил дам и продолжил метать.

На четвертом абцуге граф половину могилевской губернии присоединил ко своим, а на следующей метке поручик ее вернул и удвоил куш.

Вошел лакей и встал у стола с подносом.

- Э, что там у тебя? Картошечка? И это всё?

- Так ведь всё, почитай, съедено, - сказал служивый. - Кроме картошечки. И истопники жалуются: дров нет.

Продовольствие, действительно, подходило к концу. Шампанское кончилось, пришлось перейти на мадеру. Обоз с дровами где-то застрял или же был разграблен Дубровским.

- Сложность ситуации еще и в том, что она очень проста. Пропитания нет, дрова на исходе. Народ убегает туда, где декабря нет, - сказал Американец.

- Продажа Аляски временно поддержит бюджет, - внес предложение Ржевский.

- Жалко, брат, алеутов. Они такие доверчивые. Я объявился царем морским - они и поверили. Пропадут, чай, без нас.

- Чукотка с Камчаткой продлят существование. Можно продать выгодно, если повезет.

- Элемент везения, конечно, должен быть, но не все ж нам рассчитывать на этот элемент, - сказал Рылеев. - Один раз нам уже повезло. Однако вы забыли, господа, что Сибирь мы сами под ссыльных да проигравших, да под удалившихся отдали. Говорят, над Сибирью и вовсе не было декабря? - полувопросил он.

- Был, но кончился в свое время, - ответил Толстой.

- Обещали к апрелю Думу собрать...

- Где он, апрель? - вскинулся Ржевский. - Да и нет никого, думать кроме нас некому. Мы и есть Дума. Кстати, 'Думы' твои, Рылеев...

Правила штосса не возбраняли обсуждать посторонние темы, не имеющие отношения к игре. Тем более, что другого времени на решение государственных проблем не было. Метали банк с обеда и до утра. Несколько времени похищал сон.

- Вы уверяли, Рылеев, что нас безусловно поддержат декабристы Финляндии, - сказал Толстой.

- Финляндия от нас отторгнута. Генерал-губернатор Закревский диктатором себя возомнил и провозгласил. Польский Патриотический союз откололся вместе с Польшей. Коломёты разместили в непосредственной близости от наших границ. Орудие, конечно, не столь разрушительное, как артиллерия, но дальность полета дреколья в десятки раз превышает дальность ядра.

- Как сказал наш милый поэт...

- Я вам не милый.

- Да я и не о тебе. Ну вот, сбил... - Ржевский поскреб лысеющую макушку. - Я что-то хотел из Пушкина...

- Я, господа, поручил Авдотье с нашим Африканцем снестись. Письменно. Сорочьей почтой, - обернулся граф к поручику Ржевскому, предупреждая какой-нибудь каламбур в адрес своей цыганки. - И вот из мест не столь отдаленных дошел стишок.

- И что пишет сей Чародей? - заинтересовался Рылеев. - Скучает, наверное? Назад просится?

- 'Нет уж, братцы, я уж тут // В глубине сибирских руд'. Дальнейшее не помню. А знаете ли вы, господа, что его в полиции высекли?

- Ужей понатыкал, - не преминул уязвить Рылеев.

Дверь вдруг приоткрылась, в щель сунулась борода, но тут же вновь убралась. Лакей бросился посмотреть.

- Народ. Ходоки пожаловали, - объявил он минуту спустя.

- Надоел мне этот народ. И что ему надо? Пришел составить с нами конвент? - сказал Ржевский. - Народ есть слабое место этой страны. Тяжкое наследие, оставшееся нам от царизма.

- Народ, господа, воспитывать надо, - возразил Рылеев. - Строить воксалы, банки...

- Хотя бы бани построить ему, - в скобках заметил Американец.