— В какой-то момент у меня было чувство, что у меня действительно есть душа. Она ощущалась, как маленький, ярко светящийся уголек. Где-то внутри, в животе. Она казалась такой
— Так кто тебя бросил? — спросил Берт и добавил: — Рыбак рыбака видит издалека.
— А это важно?
— Да, важно.
— А по-моему, не важно. Вообще все не важно. Что бы я ни делал, конец известен. Потому что я все равно унаследую болезнь Альцгеймера. От этого урода, моего отца.
Глаза Карен широко распахнулись.
— Вот она, истинная причина, — продолжал Люк. — Вот почему в моей жизни все идет наперекосяк. Когда мне исполнится пятьдесят пять, моя вселенная начнет потихонечку распадаться. И какой смысл напрягаться и что-то делать?!
Из задней комнаты донеслись какие-то странные звуки.
Карен спросила:
— Что это?
— Кажется, эти двое затеяли секс, — сказал Берт.
Звуки не умолкали.
Карен спросила:
— Ей же
Берт взглянул на Люка, который сидел, поджав губы.
— А ты ревнуешь, да? — спросил Берт. — Дай-ка я угадаю… Ты думал, ей нравишься
— Сейчас меня больше интересует, что у тебя в голове, Берт, — перебила его Карен.
— В смысле?
— Вот ты ходишь с ружьем. Убиваешь людей. Почему?
— Карен, я вижу, что ты не веришь.
— Во что?
— В Бога. В великую истину.
— Ну, расскажи мне об этом. А я послушаю.
— Тебе нужно признать, что твой нынешний путь — это смерть, которая лишь притворяется жизнью.
— Поясни.
— Тебе нужно взглянуть на вселенную, как на скопление огромных камней и гигантских шаров горящего газа, подчиняющихся определенным законам. А потом спросить себя: для чего это все? Напомнить себе, что мы — живые существа. С загадочными побуждениями и порывами, которые говорят нам, что вселенная — это место, исполненное удивительных тайн, а не просто вакуум, набитый камнями и лавой. Мы рождаемся отделенными от Бога — и жизнь вновь и вновь напоминает нам об этом, — и все-таки мы реальны. У нас есть имена, у нас есть свои жизни. Мы что-то значим. Не можем не значить.
— Ага.
— Твоя жизнь чрезмерно проста, Карен. Тебе заморочили голову, так чтобы ты не задавалась вопросом о своей бессмертной душе. Ты это знаешь?
— Вот ты мне сейчас и расскажешь.
— Карен, скажи мне, что в тебе —
Люк закатил глаза:
— Для чудовища ты говоришь как-то уж слишком красиво.
Берт резко обернулся к Люку:
— А ты помолчи. — Он повернулся обратно к Карен. — Карен, ты мне нравишься. И быть может, именно сегодня ты наконец проснешься от долгого мертвого сна, которым была твоя жизнь до этой минуты.
— То есть ты утверждаешь, что почти сорок лет я спала? И что же я делала все это время?
— Я не знаю. Ты была частью мира — пребывала во времени, но не в вечности. Я слышу голос твоей души, Карен. Тихий голос, похожий на скрипы и стоны старого дома, который легонько смещается на фундаменте. В моем сердце он ощущается, как то мгновение раз в году, когда ты выходишь на улицу, вдыхаешь воздух и понимаешь, что пришла осень. Только это не осень, Карен. Это вечность. Разбери баррикаду и посмотри, что происходит за дверью. Посмотри на этот пугающий и сияющий новый век, в котором солнце обжигает глаза невинных, в котором оно полыхает когда и где хочет, и ночь уже не дает передышки. Где в таком месте найти милосердие? Где найти правильный путь? Грядет анархия. Офисные небоскребы обрушатся, и, когда мы начнем разбирать обломки, мы увидим, что люди, бывшие внутри, спрессовались в бриллианты под давлением всеразрушающей силы. Бриллианты — это их души.
Люк услышал шаги — в зал вошли Рик и Рейчел.
— Ага, — сказал Берт. — Вот и наши голубки.
— Слушай, ты… Берт, — с ходу проговорил Рик. — А как ты забрался на крышу бара?
— Там у восточной стены припаркован грузовичок с автоподъемником.
— Вот как все просто, оказывается.
Рейчел
Рейчел спрашивает у Карен:
— Карен, а вот так оно все и бывает в снах?
— Что? Ты о чем?
— Ну вот как сейчас. Света нет, но все продолжается. Продолжает происходить. Так оно все и бывает в снах?
— Ты что, никогда не видела сны?
— Может, и видела, просто не помню. Сновидения, они для нормальных людей. А я просто сплю.
— Это грустно.
— Почему грустно?