Игрок

Посередине игры на Доске начал Гурдже понял кое-что весьма примечательное: Йомонул и Трафф играют друг против друга, а не против него. Играли они так, словно ожидали, что Гурдже в любом случае одержит победу, а между собой сражались за второе место. Гурдже знал, что эти двое не питают друг к другу особой любви. Йомонул представлял старую гвардию военных, а Трафф принадлежал к новой поросли молодых и дерзких искателей приключений. Йомонул придерживался тактики переговоров и минимального применения силы, Трафф предпочитал делать сокрушительные ходы. Йомонул либерально относился к другим видам, Трафф был настоящим ксенофобом. Учились они в традиционно враждовавших колледжах, и все различия между ними ярко проявлялись в игре. Йомонул играл обдуманно, осторожно и отстраненно, Трафф был агрессивен до бесшабашности.

К императору они тоже относились по-разному. Йомонул смотрел на монархию с философских и прагматических позиций, тогда как Трафф был фанатично предан самому Никозару, а не трону. Каждый презирал убеждения другого.

И тем не менее Гурдже никак не предполагал, что они будут более-менее безразличны к нему и вцепятся друг другу в глотки. Он опять чувствовал себя слегка обманутым, потому что настоящей игры вновь не получилось. Единственным утешением было то, сколько яда вливали военачальники в свои ходы: это количество, бесспорно, впечатляло, хотя было губительным для обоих игроков, да и просто ненужным. Гурдже курсировал по доске, спокойно набирая очки, пока военные выясняли отношения. Он выигрывал, но не мог подавить чувства, что двое других получают от этой игры гораздо больше него. Он думал, что они воспользуются физической опцией, но сам Никозар запретил на этом этапе подобные вещи. Гурдже знал, что два игрока ненавидят друг друга и в то же время не хотят рисковать, боясь вылететь из военной иерархии.

Настал третий день игры на Доске начал. Гурдже во время ланча сидел перед настольным экраном. До конца перерыва оставалось еще несколько минут, и Гурдже в одиночестве смотрел репортаж о том, как блестяще идут дела у Ло Теньоса Крово в игре против Йомонула и Траффа. Тот, кто играл за Крово (только не он сам, — шеф разведки наотрез отказался участвовать в фальсификациях), блестяще подражал стилю верховника. Гурдже едва заметно улыбался, следя за новостями.

— Размышляете над своей грядущей победой, Жерно Гурдже? — спросил Хамин, опускаясь на стул с другой стороны стола.

Гурдже повернул экран к нему:

— Не рановато ли?

Старый лысый верховник, ехидно улыбаясь, впился глазами в экран.

— Гмм, вы так думаете? — Он протянул руку, выключил экран.

— В жизни многое меняется, Хамин.

— Вы правы, Гурдже, кое-что меняется. Но я думаю, ход этой игры останется неизменным. Йомонул и Трафф продолжат свою тактику — они будут игнорировать вас и изничтожать друг друга. Вы одержите победу.

— Ну что ж, — сказал Гурдже, глядя на погасший экран, — тогда Крово придется играть с Никозаром.

— Возможно. Мы сможем сфабриковать партию, чтобы дать информационное прикрытие этой игре. Но вы играть не должны.

— Не должен? — сказал Гурдже. — Мне казалось, я сделал все, о чем вы меня просили. Что еще от меня может требоваться?

— Отказаться играть против императора.

Гурдже заглянул в бледно-серые глаза верховника, оплетенные сетью морщинок. Они с таким же спокойствием ответили на его взгляд.

— В чем проблема, Хамин? Ведь я больше не представляю угрозы.

Хамин разгладил тонкую материю у себя на рукаве.

— Знаете, Гурдже, я ненавижу навязчивые идеи. Они такие прилипчивые. Верно? — Он улыбнулся. — Я начинаю волноваться за моего императора, Гурдже. Я знаю, как хочется ему доказать, что он по праву занимает свое место, что он достоин трона, на который взошел два года назад. Я уверен, именно это он и сделает, но я знаю, чего он хочет на самом деле — чего он всегда хотел: сыграть с Молсе и победить. Но это, конечно, теперь уже невозможно. Император умер, да здравствует император. Он восстает из пламени… Но мне думается, он видит в вас, Жерно Гурдже, старого Молсе и чувствует, что должен сыграть с вами, победить вас — инопланетянина, человека Культуры, мората, игрока. Не уверен, что это хорошая мысль. В этом нет необходимости. Так или иначе, вы все равно проиграете, не сомневаюсь, но… Как я уже сказал, навязчивые идеи меня беспокоят. Для всех будет лучше, если вы после этой игры объявите о своем отказе от дальнейшей борьбы.

— И значит, лишу Никозара возможности победить меня? — Гурдже с удивлением и любопытством посмотрел на верховника.

— Да. Пусть уж лучше чувствует, что ему еще есть что доказывать. Это не причинит ему никакого вреда.

— Я подумаю, — пообещал Гурдже.

Хамин несколько мгновений смотрел на него.

— Надеюсь, вы понимаете, насколько я откровенен с вами, Жерно Гурдже. Было бы прискорбно, если бы такая честность осталась без признания и вознаграждения.

Гурдже кивнул:

— Да, это было бы прискорбно.

Слуга-мужчина у дверей объявил, что игра должна вот-вот возобновиться.

— Прошу меня извинить, ректор, — сказал Гурдже, вставая. — Долг зовет.