– Потому что я был вынужден. Потому что он подвернулся под руку. Потому что я дошел до предела, и ничего другого не оставалось. Потому что я никогда не был на войне и мне было необходимо убить человека.
– Почему вам было необходимо убить человека?
– Потому что он подвернулся под руку.
А что, если поместить объявление в «Верайети», подумал он, небольшое объявление, в котором будет сказано, что я хочу встретиться с автором открыток? И если я не покажусь, спрячусь, стану за ним наблюдать, увижу его, а потом убью. Без свидетелей. Заручившись алиби. Улечу в Сан-Франциско на выходные и вернусь обратно под чужим именем, на другой авиалинии. Убью его, прилечу в Сан-Франциско и вернусь домой как Гриффин Милл.
В кабинете была Джан.
– Гриффин? – Она странно на него смотрела. – С вами все в порядке?
– А что?
Как долго он грезил? Звонил телефон, а он не слышал?
– Что было нужно Уолтеру Стакелу? Это по поводу открыток?
Пора было взять себя в руки. Он посмотрел на Джан со смесью нетерпения, снисходительности и восхищения, сказав только «Джан», и она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Он победил.
Он написал «Я обещал связаться с тобой» на листе из блокнота. Затем написал «Пришло время поговорить». Он задумался. Что теперь? Он зачеркнул последнюю строчку, где говорилось о времени и месте. Текст получился слабый и миролюбивый. И банальный. «Никаких больше карточек. Теперь моя очередь, но я уступаю ее тебе. Не будем тянуть время». Он позвонил в редакцию «Верайети» и узнал, сколько стоит небольшое объявление. Оплата чеком, но можно наличными.
– Будете платить банковским чеком? – спросили они.
– Нет, – сказал Гриффин, – наличными.
Вечером по пути домой он остановился у банкомата и снял двести долларов. Дома он положил деньги и текст объявления в конверт и написал адрес «Верайети». У него не было марок, так как он никогда не отправлял ничего по почте из дома. Утром он купил марки в почтовом автомате.
В девять тридцать ему позвонила Джун Меркатор. Джан произнесла ее имя игриво, словно речь шла о старой любовной связи, которую было пора прекращать. Он хотел переспросить «Кто?», но снял трубку, ничего не сказав.
– Здравствуйте, Джун. Бог мой, я только что узнал о Дэвиде. Как вы?
– He могу сказать, что хорошо. До меня еще не дошло. Все это слишком сложно.
– Представляю.
Зачем она позвонила?
– Смотрю на себя как бы со стороны.
Гриффин почувствовал, что она не желает говорить об этом сейчас, что хочет сама контролировать разговор, что не испытывает никаких особых эмоций и не хочет притворяться.
– Это удар для всех нас, – сказал Гриффин. – Есть… есть новости из полиции?
– Нет, – ответила она односложно.
– Знаете, я ведь поехал в кинотеатр после того, как вам позвонил.
– Да.
Гриффину хотелось бы, чтобы она сказала: «Я знаю». Это «да» повисло в воздухе, тая угрозу. Он и так уже сказал слишком много. Поэтому она и звонила.
– Я хотел обсудить с Дэвидом одну идею. У меня было для него кое-какое предложение.
– Вы собирались дать ему работу?
– Если бы я ответил положительно, я бы солгал. Я собирался обсудить кое-какой проект и выяснить, насколько ему это интересно и какие у него есть по этому поводу идеи.
– Что он сказал?
– Он сказал, что позвонит мне утром. У него не было с собой ежедневника, но он собирался найти для меня время. – Гриффин сказал это с ноткой смущения и жалости, давая Джун понять, что Дэвиду не удалось его обмануть, но он поддерживает игру.
Джун издала звук, похожий на вздох. В нем слышалось дипломатично скрываемое раздражение, как будто Дэвид был жив, укор ему и недовольство собой за то, что она продолжала жить с ним, потакая его гордыне, мешающей ее любовнику достигнуть успеха.
– Бедный Дэвид, – сказала она.
– У него живы родители, есть семья, родственники?
– И родители живы, и есть брат, сестра и даже бабушка. Есть племянница.
– Когда похороны?
– Вы не обязаны приходить. – Что-то новое появилось в ее голосе, она сказала это слишком быстро; может быть, она чего-то стеснялась.
– Все же когда?
– Завтра утром.
– Я приду.
– Гриффин, полицейские с вами говорили?
– Со мной связывались.
– Хорошо. Я хотела сказать – может быть, вы видели что-нибудь. Может быть, вы, сами того не зная, видели убийцу, может быть, видели машину или еще что-нибудь подозрительное.
– Нет. К сожалению, я ничего не видел.
– Вы можете сами не знать.
Разговор был окончен. Гриффина поразило отчаяние в голосе Джун Меркатор. Когда он разговаривал с ней накануне убийства, складывалось впечатление, что она была готова расстаться с Кахане. Теперь она цеплялась за мелочи. Интересно, если бы он умер, скучала бы по нему Бонни Шероу?