Игроки Господа

Я не смог сдержаться — раскрыл зудящую ладонь и уставился на тусклые металлические крючочки. По мне, они не особенно напоминали Большой взрыв, хотя я при нем и не присутствовал. (Видите, каким я тогда был невежественным?) Но эти иероглифы, несомненно, обладали наистраннейшими способностями и уберегли мою плоть от превращения в частицы вонючего пепла, когда распахнулись ворота убийственной солнечной термоядерной плазмы.

— А разве ей не следует быть тяжелой! Ну, как планете из сплошного свинца?

— В ней заперта отведенная лямбда-экспансией энергия. Массой не обладает, — Джан выглядела впечатленной. — Соображаешь. Ценю это в братьях.

— Стрижающая материя, — предположил я. Сестричка подмигнула Лун:

— Грубо выражаясь. Точнее, материально выражаясь потому что…

— Потому что это чертова метафора, мой мальчик, — произнес Джулс, чокаясь со мной. — Феноменология в роли семиотики, — я видел, как за его спиной Джуни возвела глаза к небесам, после чего отвернулась и, грациозно опустившись на шелковые подушки, завела с Аврил разговор на более осмысленные темы. Например, о внутренней природе устриц, или влиянии Венеры в восходящем квадранте.

— Это интересная особенность историй многих параллелей, — продолжал разглагольствовать Джулс, — что «феноменология» приобретает два значения, очевидно, противоречащих друг другу. В традициях философии, она означает прямое и безупречное знание о сущности вещей, своего рода единение духа с реальностью без посредства медитации. Гуссерль, Хайдеггер, Хелл, Гегель — и все прочие фамилии на эти буквы. Однако экспериментальные науки похитили «феноменологию», причем весьма варварски, если верить профессорам на X и на Г, чтобы применить ее к ошибочным наблюдениям, осуществляемым с помощью инструментов, что напрямую противоречит феноменологической интуиции. Но, конечно же…

Джан тихонько взяла нас с Лун под руки и потащила к одному из подвесных мостиков, соединявших барку с окруженными лилиями островами, над которыми раскинулись шатры. Ее брат явно оскорбился.

— Ему нравится звук собственного голоса. Меня не было шестьдесят лет — а кажется, что прошел всего один день.

— Но он прав? Он хочет заставить меня поверить, будто слова — это вещи. Или вещи — слова.

— Слова, диаграммы, жесты, танцевальные па, вопли, формулы. Особенно формулы. Изобразительная онтология.

Это выглядело ничем не лучше добродушной софистики Тэнзи. Три дня назад я сгонял сотни овец, восседая на трясущемся мотоцикле, пил и ел грубую пищу на выжженных равнинах. То была реальность, она оставляла волдыри на ладонях и исторгала из тела реки пота. Слова никогда не смогут описать опыт. Я не собирался за здорово живешь заглатывать сумасшедшую идею, будто слова, символы, каракули и есть опыт.

Лун настойчиво сказала:

— Командир, нам не стоит отвлекать вас от доклада семье Зайбэков. Как раз перед вашим прибытием Аврил говорила о свершении беспрецедентного чуда.

Вне всяких сомнений, в ее голосе сквозили издевательские нотки. Похоже, мои родственнички прямо-таки жить не могли без дутой риторики. Однако, Лун явно относилась к обсуждаемому вопросу серьезно.

— Не сомневаюсь, мы приближаемся к чему-то поистине важному, какому-то решающему ключу к фундаментальной онтологии.

Мы вошли в шатер, сделанный из чего-то розового и просвечивающего. Повсюду подушки, звуки флейты навевают романтическую импрессионистскую атмосферу. Джан порылась в своем наряде, извлекла косяк, раскурила, глубоко затянулась и передала нам. Лун сделала легкий вдох, кажется, только из вежливости. Я отмахнулся. Предпочитаю держать свою нейрохимию под эндогенным контролем. Ну вот, уже прорываются семейные замашки. Я хотел сказать, что предпочитаю оставаться в трезвой памяти. Наркота одурманивает, а мне требовалась ясность мышления.

Едкий дым наполнил шатер, и на мгновение мне показалось, что меня повело. Элегантная татуировка на плече Джан встряхнулась, словно просыпаясь, и, трепеща прозрачными крылышками, взлетела к уху моей сестрицы.

— Они хотят, чтобы ты вернулась на барку, — голосок был тоненьким, но пронзительным.

— Черт, Сильвия! — Джан втянула дым, невообразимо надолго задержала дыхание, выпустила из носа пушистые клубы. — Скажи, что я буду через пять минут. Кстати, как поживает наша «Висячая псинка»?

— «Повешенный» в целости и сохранности пребывает на орбите Меркурия L4, изображая из себя кусок кометного мусора.

— Круто. А теперь давай, иди на место, иначе у этого несчастного мальчика глаза выскочат из орбит. Август, теперь день Сильвии прожит не зря.

— Он такой милый, — сообщил режущий голосок — и я покраснел, действительно покраснел! Феечка Сильвия на секунду зависла в воздухе, приняв соблазнительную позу и бросая на меня провокационные взгляды, затем упорхнула к Джан и снова превратилась в татуировку на ее руке.

— О’кей, дело вот в чем. Вы ведь знаете о тринадцатичасовом тридцатиминутном пике местного звездного времени?

— Э… нет, извини. Джан покачала головой: