Игроки с Титана

— Очень даже. Угадали, — сказал Саперб. — Как психоаналитик, я и сам в высшей степени любопытен.

— интересно.

Сейчас Конгросян казался куда спокойнее. Мне вот, например, только что пришло в голову, что я мог бы в любую минуту покинуть этот гнусный госпиталь и пойти, куда только мне заблагорассудится. Фактически, я теперь могу бредить где–угодно совершенно незаметно для окружающих. Вот только запах. Нет, вы, доктор, позабыли о запахе. Он меня с головой выдаст. Я очень высоко ценю ваши попытки помочь мне, новы, видимо, не принимаете в расчет всю совокупность фактов.

Конгросяну удалось даже слегка, на одно какое–то короткое мгновенье улыбнуться.

— Мне кажется, мне вот что надо сделать — явиться наконец–то с повинной к главному прокурору Баку Эпштейну или, если не это, то возвратиться в Советский Союз. Может быть, мне там смогут помочь в институте имени Павлова. Да, да, мне обязательно нужно еще раз попытаться пройти там курс лечения; да будет вам известно, подобную попытку я уже предпринимал как–то ранее. Вот только как они смогут меня лечить, если не будут меня видеть? Теперь вы в состоянии понять, Саперб, в каком тяжелом положении я оказался, как сильно я запутался! Черт возьми!

Возможно, отметил про себя д–р Саперб, самое для вас лучшее — это сделать то, над чем размышляет мистер Страйкрок. Присоединиться к Бертольду Гольцу и его головорезам — сыновьям Иова.

— Вы знаете, доктор, — продолжал Конгросян, — временами мне кажется, что подлинной причиной моих душевных проблем является то, что я бессознательно влюблен в Николь. Что вы на это скажете? Это только что пришло мне в голову. Я сейчас это понял, — но с какой предельной ясностью!

И вот эта направленность моего полового влечения вызвала к жизни в моем подсознании появление табу на возможное при этом кровосмешение, воздвигло своеобразный барьер, ибо Николь, разумеется, для меня, как и для подавляющего большинства других нормальных в сексуальном отношении людей, ассоциируется с матерью.

Доктор Саперб тяжело вздохнул.

Напротив него Чик Страйкрок, сидя в напряженной позе, продолжал непроизвольно вертеть в пальцах спичку, чувствуя себя — это было очевидно — все более и более неуютно. Телефонный разговор следовало прекратить, им притом не мешкая.

Но Сапербу ничего не приходило в голову такого, что могло бы подсказать ему, как это сделать.

Неужели именно здесь меня постигнет неудача, подумал он. Неужели именно такой исход и предвидел Пэмброук, этот важный чин из НП, опираясь на применение принципов фон Лессинджера? Вот этого человека, мистера Чарлза Страйкрока, я ведь самым бесстыдным образом оставляю без терапевтической помощи из–за несвоевременно телефонного разговора. И я ничего не в состоянии с этим поделать.

— Николь, — рассуждал тем временем Конгросян, — последняя настоящая женщина во всем нашем обществе. Я знаком с нею, доктор. Встречался с нею бессчетное число раз благодаря своей репутации прославленного пианиста. Я знаю, о чем я говорю. Вы, что, так не думаете? И не разделяете моих…

Доктор Саперб дал отбой.

— Вы устали от него, — заметил Чик Страйкрок, постепенно полностью справившись со своими нервами.

Он теперь совсем перестал возиться со своей спичкой.

— Только вот правильно ли вы поступили? Хотя, конечно, не мое это дело. Вам решать, что к чему.

Он отшвырнул спичку в сторону.

— У этого человека, — сказал Саперб, — настолько сильные и яркие галлюцинации, что они подчинили его всего, фактически сломили его волю.

Для него Николь Тибо — реально существующая женщина. Тогда как в действительности это искусственно созданный собирательный образ в той информационной среде, что нас окружает.

Пораженный этими словами, Чик Страйкрок часто–часто заморгал, ничего не понимая.

— Ч–что вы хотите эт–тим с–сказать?

Он приподнялся со своего стула, затем снова безвольно опустился на сиденье.

— А–а, вы закидываете удочку. Пытаясь поглубже прозондировать мой мозг за тот небольшой промежуток времени, которым вы располагаете. Но, доктор, стоящая передо мной проблема вполне конкретна, а не придумана, как у этого вашего пациента, кем бы он там ни был. Я живу с женой своего брата и пользуюсь ее присутствием у меня для того, чтобы его шантажировать. Я вынуждаю его устроить меня на работу к «Карпу и сыновьям». По крайней мере, такова проблема на поверхности. Но если копить поглубже, можно найти кое–что еще. Я боюсь Жюли, жены моего брата, вернее, бывшей жены, независимо от того, что она из себя представляет на самом деле. И я знаю, почему. Тут замешана Николь. Я, возможно, в какой–то мере разделяю взгляды этого вот мужчины на экране вашего видеофона — только я не влюблен в нее, в Николь, — я ужасно ее боюсь, и вот почему я так же боюсь и Жюли. И, как мне иногда кажется, всех женщин вообще. В этом есть какая–то логика, какой–то смысл, доктор?

— Образ плохой матери, — пояснил Саперб. — Для вас он почти космического масштаба, поэтому он так вас подавляет.