Игроки с Титана

– По их сведениям, к нам инкогнито направляется японский генерал Тедеки. Вот что, поезжай-ка в публичную библиотеку и полистай японские военные журналы, может, наткнешься на его фото. Особенно не светись. У нас здесь вряд ли найдутся сведения о нем. – Рейс встал, направился было к набитому папками шкафу, но передумал. – В общем, собирай любую информацию. В библиотеке должны быть статистические отчеты, не поленись заглянуть. Может, ты хоть что-нибудь о нем помнишь?

– Кое-что помню. Большой забияка. Сейчас ему, наверное, лет восемьдесят. Кажется, он отстаивал японскую космическую программу, которая потом с треском провалилась.

– Да, тут он дал маху, – кивнул Рейс.

– Не удивлюсь, если он едет сюда лечиться, – продолжал Пфердхоф. – В клинике Калифорнийского университета полно старых вояк из Японии. Здесь к их услугам немецкая хирургическая техника, которой на Родных островах днем с огнем не сыщешь. Конечно, сами они об этом не распространяются – патриотические чувства и все такое. Пожалуй, мы могли бы внедрить в университетскую больницу нашего человека, если Берлину так интересен этот японец.

Рейс кивнул. Возможно, старый генерал участвует в коммерческих спекуляциях. Сан-Франциско ими славится. Налаженные во время службы связи могут очень пригодиться в отставке. Но в шифровке не сказано, что генерал в запасе.

– Как только раздобудешь снимок, разошли копии нашим людям в гавани и аэропорту, – велел Рейс секретарю. – Возможно, он уже здесь. Сам знаешь, как в Берлине умеют канителиться. Если генерал уже в Сан-Франциско, Берлин придет в ярость – и нам влетит за то, что не перехватили японца, прежде чем получили на это приказ.

– Я зарегистрирую радиограмму, – сказал Пфердхоф. – Если возникнут вопросы, мы сможем указать точное время ее получения.

– Спасибо, – буркнул Рейс. Берлинские начальники – мастера перекладывать ответственность, а ему надоело быть мальчиком для битья. Сколько ж можно? – Да, подстраховаться не мешает. Пожалуй, стоит дать им ответ. Примерно такой: «Ваши указания запоздали. Объект уже прибыл. На данной стадии возможность перехвата исключительно мала». Сформулируй это как полагается и отправь. Понял?

Пфердхоф кивнул.

– Отправлю немедленно. И потребую квитанцию.

Секретарь вышел.

«Надо держать ухо востро, – подумал Рейс. – Не то, чего доброго, окажешься консулом у черномазой сволочи где-нибудь на острове возле Южной Африки. Возьмешь себе в любовницы черную “мамми”, и десять негритят будут называть тебя папочкой».

Он закурил египетскую сигарету «Саймон Арц-70» и аккуратно закрыл портсигар. Надеясь, что в ближайшее время его никто не потревожит, вытащил из портфеля книгу и раскрыл на закладке.

«Неужели когда-то он бродил по тихим улочкам, где неторопливо катили машины? Неужели то далекое воскресное утро в безмятежном Тиргартене не вымысел?.. Другая жизнь. Вкус мороженого – его уже никогда не ощутить. Теперь он радовался, когда удавалось поесть вареной крапивы.

– Боже! – кричал он. – Неужели они никогда не кончатся?

По городу шли огромные английские танки.

Еще одно здание – жилой дом, а может, магазин, или школа, или контора – отсюда было не разобрать, – вздрогнуло и превратилось в груду обломков. Под ними нашла могилу горстка бедолаг – и ни криков о помощи, ни предсмертных стонов. Гибель раскинула свои крылья над здоровыми, увечными и над мертвыми, от которых уже исходило зловоние. Смердящий, разлагающийся на глазах труп Берлина, беззвучно рассыпающиеся старинные башни, гордость города…

Мальчик взглянул на свои руки, серые от пепла. Все – живое и неживое – сгорело дотла. Все перемешано и отнято у него.

Так думал мальчик. Больше он ни о чем не мог думать, вернее, в этой сумятице, среди воплей и канонады, все мысли сводились к одному – к еде.

Шесть дней он не ел ничего, кроме крапивы. А теперь и ее не осталось – парк превратился в огромную воронку, на краю которой призрачно маячили человеческие силуэты: женщина со старушечьим платком на голове и пустой корзинкой под мышкой, однорукий инвалид с такими же пустыми, как и корзина, глазами. И девочка. Вскоре все они беззвучно растаяли среди пней и нагромождения стволов погибшей рощи, где прятался маленький Эрих.

А вереница танков все ползла и ползла.

– Неужели это не кончится? – спросил мальчик, ни к кому не обращаясь. – А если кончится, что тогда? Удастся ли нам наполнить желудки…»

– Барон, – раздался над ухом голос Пфердхофа, – ужасно не хочется вас отвлекать, но…

Рейс подпрыгнул как ужаленный и захлопнул книгу.

– Ничего, я слушаю!

«Ну и здорово мужик пишет! – восхитился он. – Совсем меня заморочил. Я ведь будто своими глазами увидел падение Берлина под ударом британцев. Брр! – Он поежился. – Удивительно все-таки, как сильно литература может действовать на психику. Даже бульварщина вроде этой “Саранчи”. Дураку ясно, почему ее запретили на германской территории. Я бы и сам запретил. Зря, конечно, я за нее взялся, но теперь делать нечего, нужно дочитать».

– В приемной моряки с немецкого корабля, – сообщил секретарь. – Пришли отметиться.

– Хорошо. – Рейс торопливо вышел.