Метро — катакомбы неудачников. Для тех, у кого нет элементарного — машины. И спуститься в метро — значит, стать таким же неудачником, как все. Если ты рядом с ними, то ты приобщаешься к их прозябанию. Здесь любое прикосновение к поручням безапелляционно отнимает фарт, потому что за эти поручни держались сотни тысяч обреченных людей, у которых нет ни
будущего, ни настоящего. Сырая масса исторического процесса. Электорат!
Только Надеждин, только Надеждин!..
От повторения вроде немножко легче становится. Может, попрощаться с Клипой? Как-то помириться. Да, он свинья, но ведь я всегда знал об этом. Это не новость. Зато у него немало хороших качеств.
Я достал мобильный, чтобы позвонить Клипе с ближайшей станции, но не смог вспомнить ни одного его доброго качества… Разве что веселый. Если бы еще хоть одно вспомнил, то позвонил, атак… Атак было грустно смотреть на экран мобильного, когда въезжал в туннель.
Мобильный умирает на глазах. Все меньше палочек рядом со значком антенны — жизнь уходит. Вот уже нет и самой антеннки. Это остановка сердца. В метро совсем пусто. Какие-то посторонние серые люди — и ничего интересного вокруг.
Надеждин! Надеждин!
Фрагмент 83. Скрытый эффект от желтых газет.
Я ехал на вокзал, и мне было как-то мутно и непонятно. Особого страха не чувствовал — подумаешь, от ментов убегаю, ерунда какая. Кто от них не хочет убежать? Меня никто не хватился, когда визу оформлял, — значит, и за праздники не хватятся. Да в Новый год тут страну можно взять без выстрелов — не дернутся, все пьяны в стельку. Почти две недели нерабочие. Главное, не нервничать на границе. А в остальном — порядок.
Правда, как себя ни успокаивал, меня все равно отчего-то колотило. За один и семь — не из-за страха перед ментурой.
И только на Ленинградском вокзале у столиков с дорожным чтивом меня озарило! Я, конечно, видел заголовки, я читал заголовки, я их испугался еще в тот момент, когда вышел из дома и проходил мимо киоска. А еще были всякие торговцы свежей прессой в метро у эскалатора. Невозможно бесконечно игнорировать то, что буквально само бросается в глаза!
Передовица «Жизни» проняла бы даже безнадежных пациентов глазных клиник. Но я оказался хуже слепых. «Как кот Леопольд», — сказал бы Хвича. Буквы горели во всю страницу: «АПОКАЛИПСИС БУДЕТ!»
Фрагмент 84. Апостол Иоанн наводит шороху.
Я купил таблоид, и у меня на глазах Ванечка стал шагать, вернее, побежал к вершинам славы. Подзаголовком на первой странице рядом с Ванечкиной испуганной физиономией и фоткой той палки из Иерусалима, которую я ему подарил, помещалась короткая преамбула:
«Найдена рукопись самой таинственной и страшной книги, написанной рукой человека. На данный момент это самое громкое и, уже можно смело утверждать, самое скандальное открытие XXI века! Скромный и никому не известный в научных кругах кандидат наук из Российского центра изучения древних текстов (РЦИДТ) Иван Бубнов представил на экспертизу древнейший из известных науке евангельских списков — Апокалипсис Иоанна Богослова. Так что ужасный конец света не позднейшая выдумка церковников, стремившихся запугать темный народ, а реальность!»
Дальше шел отсыл на вторую страницу.
«Даже скептики относят найденную рукопись максимум к 75 году нашей эры. Другие, более смелые, как академик Паисеев, полагают, что свиток может быть датирован и 60 годом. Ранее считалось, что книга написана в конце первого столетия. Но у такой точки зрения находилось множество противников. Причем с древнейших времен.
Книгу считали подложной. Сомневались в авторстве апостола Иоанна. Авторитетнейший церковный деятель III века Дионисий Александрийский полагал, что «греческий безумец Апокалипсиса совсем не тот человек, что написал Евангелие Иоанна». Отцы Сирии и Малой Азии также отказывались признать подлинность Откровения того, кто подписался именем апостола. Лаодикийский собор не назвал Апокалипсис в списке канонических книг. Он отсутствует в Правиле Апостольском и в перечне Кирилла Иерусалимского. Наверное, из-за царившего недоверия к книге она была включена в канон позже других. До сих пор Апокалипсис не читается в церкви прихожанам.
Церковная традиция гласит, что видения о конечных судьбах мира и о вселенской катастрофе посетили апостола, когда он отбывал ссылку на острове Патмос в Эгейском море. В списке Бубнова, кстати, в первой главе отсутствуют два стиха, свидетельствующие об этом (1; 9—10).