Боль от того, что парни-Арлекины разрушили весь мой мир и забрали у меня в ту ночь единственное хорошее, что у меня было, почти захлестнула меня, и в моей душе зародилась паника, а каждый мускул в моем теле напрягся от желания бежать, бежать и бежать, пока я больше никогда не увижу это место и этих парней.
— Убери от меня свои гребаные руки, Фокс, — прорычала я, пытаясь вырвать свои запястья из его хватки, но преуспела только в том, что еще крепче прижала наши тела друг к другу.
— Тащи свою задницу внутрь и готовься к вечеринке. Если ты продолжишь испытывать меня на прочность, я отдам твою маленькую шавку в приют, и ты больше никогда его не увидишь, — пригрозил Фокс.
Я снова дернула за запястья, и Фокс отпустил меня так внезапно, что я с испуганным криком упала навзничь, рухнула обратно в бассейн и погрузилась под поверхность с бешено колотящимся сердцем в груди.
Я опустилась на самое дно и удерживала себя там, пытаясь побороть желание заплакать из-за воспоминаний, которые Фокс только что вытащил на передний план в моем сознании. Если я потеряюсь в них сейчас, я не думаю, что когда-нибудь снова приду в себя.
К тому времени, как я выплыла обратно на поверхность, Фокс уже исчез внутри, и я проклинала его вполголоса, поднимаясь из воды, заворачиваясь в полотенце, взятое с шезлонга, и возвращаясь обратно в дом.
Пока я шла, с моих волос капало на паркет, и я оставляла мокрые следы, но бу-у-у. Это был не мой дом, так что я не заботилась о том, что могу испортить отделку.
Дворняга свернулся калачиком на краю моей кровати, когда я открыла дверь в свою комнату, и я поприветствовала щенка, а он завилял хвостом и перевернулся, надеясь, что ему почешут пузико.
Фокс оставил платье, которое он купил мне, висеть на кресле в углу комнаты, и я зарычала на него, подходя поближе. Оно было облегающим, коротким, черным и, судя по бирке, дорогим. Я уже начала подумывать о том, чтобы поджечь эту чертову вещицу, но это было бы слишком очевидно.
Я не собиралась разыгрывать из себя маленькую соплячку, которой не нравится то, что он говорит мне делать. Я собиралась вести более умную игру. А это означало, что Барсук должен был думать, что он побеждает.
Я приняла душ, чтобы смыть хлорку с кожи, а затем уложила свои пастельно-радужные волосы в тяжелые локоны, которые ниспадали по спине, после чего тщательно нанесла макияж косметикой, которую Люси дала мне, когда я была в салоне. Я полагала, что Джей-Джей должен был заплатить за нее, как и за все остальное, что я сделала — от прически до маникюра, — что он и сделал, потому что это было самое меньшее, что он мне должен.
К тому времени как я закончила наносить макияж, на моей коже уже даже не было видно затянувшихся синяков. Те, что были на шее, уже почти сошли на нет, а синяк под глазом был на последней стадии сине-желтого цвета, но теперь я выглядела свежей, как маргаритка. Ну, во всяком случае, как маргаритка, предпочитающая густую подводку для глаз и розовую помаду оттенка жвачки.
Из глубины дома доносилась музыка, а звуки смеха и болтовни подсказали мне, что веселое сборище в самом разгаре, поэтому я натянула комплект кружевного черного нижнего белья и втиснулась в платье.
Теперь я была гордой обладательницей собственного нижнего белья и нескольких нарядов благодаря небольшому походу Джей-Джея по магазинам, так что, по крайней мере, мне больше не нужно было беспокоиться об одежде. Это все равно ничего не меняло в моем отношении к этим засранцам, но в данный момент каждая маленькая победа должна была иметь значение, потому что я испытывала острую нехватку хороших новостей.