Читаем Игровая площадка «Земля». Приключенческая теория Мироздания полностью

Мне говорят – это твои интеллектуальные заморочки, отключи голову. Голову я отключаю достаточно успешно, я не думаю, не оцениваю, не просчитываю. Я действительно выхожу из реальности. Я сижу на скамейке в парке, в припаркованной машине, в кафе, на бревнышке в лесу – и я вижу, как вокруг меня происходит жизнь. Я ощущаю себя не частью этой жизни, а наблюдателем.

Сознательно я ничего не оцениваю, не просчитываю, не планирую. Правда, мозг сам быстро и непринужденно выдает мне информацию о том, что я вижу – скорость ветра, цвет обоев, размер пряжки на поясе – я вижу очень много деталей и тут же связываю их друг с другом, но это я воспринимаю тоже как внешний процесс, идущий помимо моего сознания. Это тоже кино.

А что делает сознание, что делаю я? Я наслаждаюсь тем, что вижу и чувствую. Я удивляюсь тому, сколько всего в мире существует, происходит, как все красиво, сложно, запутанно. Ощущаю цельность мира, его единство, подобие и взаимосвязь во всем – от песчинки на дорожке до полета на Луну. Вы не чувствуете связи между песчинкой и полетом на Луну? Я могу рассказать вам, в чем связь, но вы скажете, что это мои умствования, логика и интеллект. Да, рассказ будет порождением интеллекта, но само ощущение связи – это не интеллект. Я могу рассказать вам десять разных историй про то, как связаны песчинка и Луна, потому что мой интеллект может их выдумать. Но связь и единство я чувствую непосредственно. Я просто знаю, что они обе – мельчайшие эпизоды всеобщего кинофильма жизни.

Обдумывание этого кинофильма, осмысление его – мое постоянное состояние. Честно говоря, меня это утомляет, мне не хочется этого делать. Это очень похоже на интеллектуальное умствование, которое я не люблю. Мне хочется просто жить и смотреть это кино. Собственно, я так и поступаю уже в течение двадцати лет. Скрываюсь от предназначения, как Иона во чреве кита, не пишу ничего, стругаю деревяшки, леплю фигурки из глины. Но не получается. Жизнь выходит не очень настоящая, и все равно меня регулярно выносит из нее, все равно – как только чуть замедляется круговорот событий, я оказываюсь на берегу и смотрю на реку, которая продолжает течь рядом.

И нужно, наконец, сесть и начать записывать то, что я вижу, что чувствую и что думаю по поводу этого фильма, этой бесконечной реки по имени «жизнь».

Это очень трудно. Очень трудно выстроить в узкую цепочку слов ту широченную многомерную картину, которую я ощущаю перед собой. Это как впихнуть верблюда в игольное ушко. Но, в общем, это обычная задача творчества – запечатлеть безграничный внутренний образ с помощью ограниченных материальных средств. Собственно, весь кинофильм жизни и состоит в таком вот втискивании образов в реальность. Описывая реальность, я действую согласно принципам этой самой реальности. И хорошо, и слава богу.


Основной вопрос философии

Философия начинается с вопросов. Вопросы у разных людей разные. Кого-то интересует, почему Вселенная бесконечна, а скорость света конечна. Кого-то – спасет ли красота мир. Кого-то – как правильно воспитать ребенка. Если хорошенько поразмыслить, то понимаешь, что это все частные вопросы. Они интересны только части людей, и ответ на них не дает общей картины мира. Попытаемся найти более общий вопрос.

В энциклопедии основным вопросом философии названо отношение сознания к материи. Что первично? Сознание ли самозародилось внутри материи, или, наоборот, сознание создало материю внутри себя?

В такой формулировке вопрос для большинства людей звучит слишком абстрактно, поэтому традиционно он тут же превращается в жесткую дилемму: «Есть ли Бог?» или как вариант: «Есть ли загробный мир?» Однако, эти вопросы нам не помогут в рассуждениях, потому что на них каждый человек вполне определенно может сказать или «да», или «нет», а кто-то также определенно скажет «может быть», но никто после этого не сможет объяснить более подробно, где же он и каков он – Бог или его отсутствие. Собственно, это все и пытаются понять, но не могут.

Другая формулировка этого вопроса: «Что такое смерть?» Этот вопрос сводится к предыдущему. Узнав, что происходит после смерти и до рождения, мы поймем, что такое смерть и надо ли ее бояться. Не поняв запредельное существование, мы никак не раскроем загадку смерти. Да и вообще, смерть так сильно занимает наше воображение, потому что за ней видится нечто опасное.

А по сути это вопрос «Что такое жизнь? В чем смысл жизни?» Но этот вопрос опять висит в воздухе, потому что он недостаточно конкретен. У каждого человека есть на него свои ощущения и рассуждения, но формализовать их достаточно трудно. Остается только принять одну из распространенных точек зрения, хотя ни одна из них четко не доказана, но все противоречат друг другу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Самоуничижение Христа. Метафоры и метонимии в русской культуре и литературе. Том 1. Риторика христологии
Самоуничижение Христа. Метафоры и метонимии в русской культуре и литературе. Том 1. Риторика христологии

Кенозис, самоуничижение Христа через вочеловечение и добровольное приятие страданий – одна из ключевых концепций христианства. Дирк Уффельманн рассматривает как православные воплощения нормативной модели положительного отречения от себя, так и секулярные подражания им в русской культуре. Автор исследует различные источники – от литургии до повседневной практики – и показывает, что модель самоуничижения стала важной для самых разных областей русской церковной жизни, культуры и литературы. В первом из трех томов анализируется риторика кенотической христологии – парадокс призыва к подражанию Христу в его самоотречении, а также метафорические и метонимические репрезентации самоуничижения Христа.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Дирк Уффельманн

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1
Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Книга П.А. Дружинина посвящена наиболее драматическим событиям истории гуманитарной науки ХХ века. 1940-е годы стали не просто годами несбывшихся надежд народа-победителя; они стали вторым дыханием сталинизма, годами идеологического удушья, временем абсолютного и окончательного подчинения общественных наук диктату тоталитаризма. Одной из самых знаменитых жертв стала школа науки о литературе филологического факультета Ленинградского университета. Механизмы, которые привели к этой трагедии, были неодинаковы по своей природе; и лишь по случайному стечению исторических обстоятельств деструктивные силы устремились именно против нее. На основании многочисленных, как опубликованных, так и ранее неизвестных источников автор показывает, как наступала сталинская идеология на советскую науку, выявляет политические и экономические составляющие и, не ограничиваясь филологией, дает большую картину воздействия тоталитаризма на гуманитарную мысль.

Петр Александрович Дружинин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука