Читаем Игрожур (главы 1-7, неокончен) полностью

Гной решительно вынул с книжной полки том своего любимого писателя Епифаненко «Фальшивые игрушки звезд», открыл на заветной сто раз перечитанной любовной сцене и не без трепета вынул оттуда две тысячи рублей – все свои сбережения. Сколько стоил билет в Москву, он не знал, но был уверен, что хватит. Воодушевленный, Юрик полез на антресоли за чемоданом с надписью «Турист», от которого почему-то кисло пахло какой-то дрянью.

Гной, стараясь дышать ртом, выгребал из чемодана какие-то старые тряпки, когда в дверном проеме молча воздвиглась мама, о которой одурманенный бриллиантовым дымом кибер-витязь успел забыть. Гной уставился на мать, мучительно придумывая объяснение своим действиям – хотя оно, как оказалось, не потребовалось. Гражданка Неловко молча поманила его пальцем; загипнотизированный Юра подошел… И получил вторую за последние несколько часов страшную оплеуху. Мать, по-прежнему не говоря ни слова, проследовала в кухню – определенно, на сыне она мысленно поставила окончательный крест. Гной больше не рыдал – только стиснул зубы и метнул в освободившиеся недра зловонного чемодана свитер BOYS, две запасные майки (повседневную с надписью «Сбербанк России – 80 лет» и праздничную, украшенную логотипом Intel Inside), зеленые штаны с начесом и… Здесь вещи закончились. Сложив изрядно похудевшую общую тетрадь, ручку с электронными часами и книгу про крейсер «Коловрат», Гной задумался. Во-первых, надо было что-то придумать с подшивкой «Мании страны» (поколебавшись, решил оставить – все равно в редакции ему по первому требованию выдадут любые номера в любом количестве). Во-вторых, было непонятно с припасами. От индустриального центра Восточной Сибири до Москвы было пять дней поездом, а мать была явно не настроена собирать сына в дальнюю дорогу.

Тем же вечером, когда мать легла спать, Юрик совершил дерзкую вылазку на кухню и прошелся по шкафчикам; в результате удалось добыть килограмм сахара-песка, почти не открытую банку майонеза и полбуханки бородинского хлеба. Консервов в доме не водилось, а сардельки ему были вроде как ни к чему – сварить их в поезде явно не удалось бы. Гной вздохнул. Мелкие трудности змеились у ног кибер-богатыря, несущегося вперед, к победе, к славе, К ЗВЕЗДАМ!

Вечером в воскресенье Гной сходил на вокзал – провести, как сказал бы Фельдмаршал, рекогносцировку на местности. Стараясь не смотреть по сторонам, Юрик миновал чудовищных зловонных нищих, толстых усатых милиционеров, горы клетчатых баулов и другие вокзальные достопримечательности, сунул в окно кассы чуть сыроватые от потной ладони купюры и пробубнил:

– Один до Москвы на завтра.

Все, однако, оказалось не так просто: на фирменный поезд «Сибирская березка» билеты закончились еще неделю назад, и в ближайшие несколько недель ситуация улучшиться не грозила – Новый же год, понимать надо. Обильно покрытая бородавками кассирша, всем своим видом выражавшая крайнюю степень презрения ко всем покупателям билетов вообще и к Юрию Черепанову в частности, нехотя процедила:

– Есть плацкарт проходящего Воркута-Владикавказ, стоянка в Москве на Курском две минуты. Отправление в понедельник в 7.41. Паспорт.

Такого развития событий Гной не предвидел – ему было 15, до паспорта еще год жизни.

– У меня… это… нету…

Кассирша завелась с полоборота, неожиданно обнаружив портретное сходство с директрисой Еленой Георгиевной.

– Ходют тут голову морочают!!! Вас много, а я одна!

Хотя, вообще-то, у кассы было пустынно – ситуация с билетами была неожиданностью только для кибер-витязя.

– Глаза бы твои бесстыжие повылазили! Пошел вон, милицию сейчас вызову!!

Гной уныло отошел – милицией ему начали угрожать с завидной регулярностью. Уставился на табло. Покосился на киоск с вывеской «Компьютерные игры» («Спектрумы», ничего интересного). Неожиданно рядом материализовался энергичный вокзальный алкаголик, обдав Гноя сложносочиненным (перегар, моча, пот и множество других ингридиентов) облаком ароматов. Новоприбывший начал говорить, как будто возобновляя только что прерванную беседу:

– …ить оно вот как, писюн, бывает. В космос летали, Семеныч был ого-го, профессеор, нет, подымай выше, Семеныч был генерал, вот такие писюны ему честь отдавали, а теперь чо – просрали все, нету космоса, нету генералов, вишь, писюн…

Гной с неудовольствием понял, что под «писюном» имелся в виду он сам. Собеседник тем временем продолжал монолог:

– …еду по Красной площади, Сталин мне честь отдает, а теперь чо, теперь вот так – ни Сталина, ни советской власти трудящих!

С этими словами Семеныч с чувством харькнул Гною на ботинок. Юрик собирался было молча отступить, но тут беседа приняла интересный оборот. Семеныч неожиданно четко проговорил вполне деловым голосом:

– Слышь, писюн. На владикавказский я тебя посадить могу. Подойдешь со мной к Нюрке-проводнице, заплатишь две штуки, все будет чики-пуки.

Неожиданно для себя Гной спросил:

– А не обманете?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века