Игрушка

Но Гудвин. Гудвин. Врун?

— Габи, я не рассказал тебе все, что знаю, лишь потому, что бы не сбивать тебя с толку. Не вводить… не сводить с ума всеми этими интригами и планами. Не пугать… лишний раз. Я думал, что справлюсь. Я думал, что все выйдет, как нужно. Но Ромул вечно мне путает карты. Уж слишком мы с ним похожи… Уж слишком хорошо друг друга знаем. А ты… Правда. Правда. Тебе нужна правда?

— Да.

— Правда о том, как я нашел прекрасную девушку Матильду. Такую же гордую, самовлюбленную, жестокую, холоднокровную, властную… Такую, как я. Но и при всем этом она питала ко мне самые искренние чувства. Ты это хотела знать? А потом как я втянулся в игру с ней. В состязания — убей-умри, что стал переступать черту. Мне было мало. А она была слишком напугана миром вампиров и сверх силы. Но это было ничто. Она готова была с этим жить. А я готов был ждать. Но явился Ромул и перепутал все раздачи. Ему тоже было интересно поиграть в "сложную" любовь.

— Она его родственница… Близкая.

— ГАБИ. ДА ОЧНИСЬ ТЫ! С КАКИХ ЭТО ПОР ТРАХАЮТ РОДСТВЕНИЦ?

Глаза округлились.

В груди что-то кольнуло.

Вранье.

Вокруг одно вранье.

— Я ходил за ней, ухаживал, пытался медленно приучить ее к своему миру. Впустить за черту. Но со мной она ходила пила коктейльчики, томилась в поцелуйчиках, а по ночам развлекалась с Ромулом.

— Но я любил. Слепо любил. А вернее, думал, что любил. Я согласился сыграть с Ромулом. Сыграть на нее. Но проиграл. Сознательно проиграл. Я ее отпустил. Ибо видел, как она меняется. Теперь ее не пугали вампиры. Не пугала сверх сила. Наоборот. Она хотела все это. Хотела весь мир. И это был не гипноз. Это было ее настоящее "я". Она хотела крови. Хотела власти. И неважно какой ценой. Весь мир к ногам… И только. А потому я ее отпустил. Мне не нужна пустая оболочка с мечтами Наполеона: ничего никому не отдавать, а лишь брать, брать, брать… Она стала едва не копией Ромула. Из-за этого разошлись дороги у меня с ним. Из-за этого разбрелись и мы с Мати. А дальше. Дальше. Так резко. Нежданно. Негаданно появилась ты. Так сильно ненавидящая несправедливость, как и я. Такая же гордая. Сильная. Храбрая. Я смотрел и умилялся. Умилялся и таял. Таял, как еще никогда. Каждый твой поступок был для меня нечто невероятным. А твои мысли. Мысли. Я радовался им. Радовался каждой твоей глупости, как своей. Такого с Мати не было. Не было даже близко. И тогда. Тогда, когда ты поцеловала Ромула. Я сорвался. Сорвался с цепи. Ты выстрелила мне в сердце, разодрав его на части. Раскромсав… Ты думала, что для меня ничего не значила, что всего лишь Игрушка. Но это было не так. Это я ходил за тобой, как верный пес. На цепи, на колу. Ни шагу в сторону. Это я чувствовал себя твоей игрушкой. Тенью. Тенью, а не любимым или другом. И когда я увидел то, как легко ты меня променяла, променяла и забыла…. я взорвался. Сломался. Все мои отговорки в твою защиту сгорели. Ты их сожгла. И я выпустил своего демона.

— Прости.

Неловкая тишина.

Я ждала его реакции.

Ждала помилования.

Ждала прощения…

Но…

— Уже не важно, — неожиданно прошептал Эмиль и встал с места. — Не важно, — задумчиво повторил и ступил шаг ближе к двери.

— Поешь. А я схожу проветриться. Запри за мной дверь.

* * *

Кусок в горло не лезет.

Жить не хочется.

А он: "Поешь".

Сердце бы свое съесть. Было бы легче…

БОЖЕ! Он мне только что признался в любви. В любви…. которую я так небрежно растоптала.

Растоптала.

А ведь хотела, как лучше… Лучше…

Я хотела знать. И узнала. И что? Мне легче? Легче?

Нет.

Ни капли.

Разум. Разум. И почему я тебя слушаю? И почему ты чаще интерес и самолюбие мне в пагоны шьешь, а не веру и чувства? Почему?

Глава тринадцатая Седьмое небо

Я сидела за столиком, пялясь куда-то в стену, но не замечая ничего.

Ничего.

Если Эмиль не может простить, тогда зачем все это? Зачем? Мне не нужны его жертвы. Мне не нужна Тень.

Лучше все разорвать. Разорвать в клочья.

Я устала. Слишком больно. Невыносимо больно.

Я не хочу так мучиться.

Натянув рюкзак на плечи, оглянувшись по сторонам последний раз, я вышла из купе.

"Прощай, Эмиль".

— Ты куда? — неожиданно раздалось у меня за спиной.

Мурашки по коже. Снова боль. Снова слезы выступают на глаза. Едва удерживаясь на ресницах.

Отпусти.

— Габи… — робко позвал. Подошел впритык.

Глубокий вдох. До боли прикусить язык и начать…

Резкий разворот.

Глаза в глаза.

— Эмиль. Я так больше не могу. Слышишь, не могу. Не хочу… Если не можешь быть мне любимым, то… и Тень мне не нужна.

Молчание.

Тяжелое немое молчание.

Значит, согласен?

Резкий разворот.

Шаг вперед.

Но вдруг его рука кандалами уцепилась мне за запястье.

Настойчиво потянул на себя.

Шаг в купе.

Я невольно пошагала за ним.

— Эмиль, — обреченно прошептала я.

Но почему не отпустить? Я прошу лишь капельку сострадания…

Лишь капельку…

Двери захлопнулись за мной.

Ловким движением отпустил мою руку.

Легким толчком в плечо облокотил на двери.

Подошел ближе, немного наклонившись надо мной, рукой нырнул к замку.

Щелкнул затвор.

Глаза в глаза.

И что ты от меня хочешь?

Но не успела я это в себе проговорить, как вдруг его руки неожиданно обняли меня за талию.