О, Лина, ревнивица строптивая. Сводница хренова… Надумала себе невесть что, а без штанов остался я!
Пока одевался, Марта стояла молчком и не решалась даже поднять головы, крепко прижимаясь лбом к деревянной поверхности двери.
— Ты свободна.
— Альфа, если я чем-то обидела госпожу, я прошу прощения.
— Все в порядке, Марта, не переживай.
— Наверное, я все же сболтнула лишнего… — корила себя девушка, шмыгая носом.
— Все нормально. Иди, Марта, с госпожой я поговорю сам.
Девушка юркнула за дверь, так и не посмев на меня посмотреть, но, зная ее характер, я не удивился. Она успела отхватить свою порцию горя за недолгую жизнь.
Отбросив воспоминания о служанке, я напомнил себе о том, что моя женщина, затеявшая эту игру, бродит где-то рядом. Следуя по запаху, я легко нашел ее в саду, в удаленной беседке и совсем одну. Она слепо, будто не видя, глядела вдаль, и ее слезинки хрусталиками срывались с ресниц, разбиваясь о ткань юбки.
Глупая… Чего же ты там надумала?..
Оторвать ее рывком со скамейки оказалось проще простого. Не ожидавшая атаки девушка, даже не сразу вскрикнула, когда я забросил ее на плечо и потащил в дом. Только на полпути одумалась и начала вопить как ненормальная:
— Пусти! Пусти меня, животное! Да как ты смеешь?!
С самым суровым лицом пронес свою добычу мимо случайных встречных, у которых не возникло вопросов, и только когда мы оказались в комнате, вспомнил про выломанную перекладину кровати. Сейчас не важно. Потом распоряжусь, чтобы вызвали мастера.
— Да оставь же ты меня! Медведь!
— Я волк, — рыкнул на секунду, ставя девушку на пол. Стоило ей покачнуться, сел на кровать, сгребая легкое тело на свои колени. И если раньше я с радостью ощущал мягкость попки, то, уложив ее животом поперек, кажется, ввел девушку в сильнейший ступор, забрасывая длинную юбку ей на голову.
— Ты… Что?!
Она задергалась, но я придавил ее рукой, сдерживая порыв, и, спустя несколько минут под плотной тканью, устав проклинать меня на чем свет стоит, замолчала, тяжело дыша.
Занес руку над сладкой задницей и сказал:
— Это за тот концерт, что ты устроила.
Хлоп!
Лина задергалась, словно ее укусила оса, и принялась царапать мне ногу своими коготками.
— Это за то, что не слушаешь меня.
Хлоп!
— Это за то, что пьешь отвар саррии!
Хлоп!
Последний хлопок получился сильнее, чем первые два, но Лина неожиданно замолкла, понимая, что попалась. Я не сразу понял, что за странный вкус был у ее поцелуя, но, стоило увидеть ее в саду, как озарение пришло само собой. Она не хотела от меня детей. Не хотела давать мне шанс, просто лгала, изворачивалась и играла в покорность. И волк внутри мог бы загнуться от печали и безысходности, но устроенный Линой спектакль поставил все точки над «и».
Она ревновала. Злилась, кусалась, вырывалась и просто не могла мне поверить. У нее не получалось доверять, и я не мог ее в этом винить, но и отпустить вот так просто было выше моих сил.
Лина разозлила меня. И не просто встряхнула гневом, а подняла самую ядовитую злость. И бессилие. Она меня просто иссушала своим упрямством и нежеланием довериться. Это было больно.
Когда пара не доверяет тебе, держит на расстоянии, не подпуская к сердечку, что сейчас стучало под ее ребрами замкнутой птицей, это просто невыносимо.
Отпустил, поднимая руки и укладывая их на постель. Лина тут же сползла на пол, поджимая ноги и глядя на меня такими огромными глазами, в которых плескался первобытный страх и ненависть, что я хмыкнул:
— Злишься? Правильно. Злись. На себя злись, Лина.
— Да как ты посмел?! — прошипела, закрывая юбкой голые ноги.
— Я никогда не спал с Мартой, — посмотрел в окно, пряча свое раскаленное беспокойство, и продолжил: — Никогда не посмел бы даже. Она еще девчонкой попала в мой замок, я нашел ее на охоте. Маленькую, зашуганную, чумазую. Стоило подойти к ней, как она забивалась в рыданиях. Я забрал ее в дом, дал работу и кров. — Лина молчала, но слушала. Тяжело дыша, она фыркнула, но не сказала ни слова. — Работорговец продал ее как скотину одной семейке, где трое здоровых лбов измывались над ней на протяжении двух лет. Два года издевательств, Лина. Они пытались ее вернуть, предъявляли мне бумаги о покупке, пытались выловить ее и увести назад, и я принял решение назвать ее своей любовницей, чтобы отбить у них охоту забрать малышку назад. Время шло, ее хозяева отстали, и мы «расстались». Я позволил ей остаться, зная, что идти ей некуда, и Марта платит мне за это верностью. Она бы никогда не посмела взглянуть на меня как на мужчину, я для нее альфа, отец и брат в одном лице. И зачем я тебе это говорю? Ты же все равно ничего не слушаешь, упрямая ослица.
Поднялся и подошел к окну.
Ее молчание разъедало легкие кислотой, дышать было все сложнее, но Лина не уходила, продолжая сидеть на полу и смотреть в пустоту. Только спустя длительные и самые невыносимые минуты в моей жизни, она прочистила горло и сказала:
— Прости меня.
Герд
— Что?
— Прости меня, Герд, — она выдохнула это так тихо, что легко можно было бы спутать с дыханием.