Игрушка Белоглазого Чу

– Заткнись, бревно бездушное! И хватит в меня иглами своими ядовитыми стрелять! – бешено вращая глазами и выдувая носом пузыри, взревел Шайморданов. Разреветься, устроить истерику перед девчонкой (французской подданной) и самым ничтожным из ничтожеств (Пузднецовым) – такого унижения Руслан простить себе не мог. А куда деваться? Обещанная короткая жизнь закончилась, началась долгая и мучительная смерть, с ужасом осознал Шайморданов. Только надежда, что смерть не есть конец (хотя бы до наступления физического омертвения), не дала ему покорно подставить яремную вену под ядовитый клык Ильи и умереть окончательно и бесповоротно. – Это все Зелибоба ебучий виноват, погибели моей, сука, хочет! У, пиздоглотина хуерожая!

– Зельиебоба? – очаровательно удивилась Жене, и Шайморданов, шмыгая носом, поведал ей свою историю. Пожаловался, что если Зелибоба в ближайшее время не переберется в Пузднецова, то часы сочтены – и его, Руслана, и Ильи, потому что он его с собой на тот свет прихватит. А Валя Петухова, его любимая Валюша, сладким мускусным цветком чьих гениталий он не налюбовался всласть, овдовеет. Руслан и Валя, конечно, женаты не были, но Шайморданов уверенно полагал себя единственным, кому Петухова будет принадлежать всегда. А если он умрет, и какая-нибудь скотина посмеет положить на Валечку глаз или какой-нибудь другой свой поганый орган, он (Руслан) из-под земли вылезет и мерзавца мигом урезонит. О том, что Жене играет роль оплаты за добровольную помощь Ильи, Шайморданов умолчал. Не потому что хотел избежать скандала, а попросту забыл.

– Ильюшенька, бедньяжка! – всплеснула руками Жене и сочувственно погладила Пузднецова по голове. Руслан мельком удивился, что десяток шипастых рогов, венчавших лоб Ильи, не причинили девушке никакого вреда. – Не пьереживай, мы обьязательно вьернем тьебе Зельиебобу.

– Он и не переживает, нечем ему, кроме рогов, переживать. А вот я в два микрофона переживаю, – Шайморданов задумался, действительно ли девушка поверила всему бреду, что он сказал. И это при очевидной-то его наркотической невменяемости!

– Руслан, мы обьязательно что-ньибудь прьидумаем, – Жене нежно коснулась щеки Шайморданова длинным, испещренным бурыми присосками, щупальцем, выросшем прямо из ее рта. – Вера и наука – вот что спасает чьеловечьескую душу.

– Я купил вам билеты на «Евгения Онегина» и заказал столик в «Пекине», – подпрыгивая на закрытой унитазной крышке (кто-то, обитающий в канализации, сильными толчками пытался сбросить Руслана с очка и выбраться на свежий воздух), Шайморданов достал из кармана кредитную карточку и протянул Женевьеве. – расплатитесь этим.

– А ты с намьи нье пойдешь? – Жене с беспокойством выпустила из ушей по пучку склизких шевелящихся отростков, похожих на черно-зеленые водоросли.

– Внизу вас уже ждет Сяпля. Черная бэха, номер три шестерки ШАЙ – не пропустите. Встретимся сегодня в двенадцать у меня, Сяпля отвезет. Идите же, черт вас побери! Я прикрою!– с каждой секундой Руслану становилось все сложнее удерживать неведомую тварь, рвущуюся из унитаза. – Уебывайте нахуй блядь в пиздотищу!!!

Что-то в тоне Шайморданова заставило Женевьеву без дальнейших препирательств вытащить Илью за чешуйчатый хвост из ванной и поспешно покинуть санузел. Когда за парочкой захлопнулась дверь, Шайморданов медленно сосчитал до ста и рывком убрал свой зад с крышки унитаза, одновременно выхватив из-за пояса пистолет, блеснувший вороненой сталью в мандариновом свете тусклой лампочки. Ничего не произошло. Неужели показалось, давясь вязкой тишиной, недоумевал Руслна. Нет уж, я ловушки жопой чую. Руслан, оставаясь на месте с пистолетом на изготовке, сделал несколько нарочито громких шагов, потом парочку потише, еще три-четыре еле слышных и замер. В ту же секунду пластиковая крышка очка откинулась, как люк на башне танка. Шесть пуль ментовского ПэЭма раскаленными пчелами впились в огромную шестипалую когтистую лапу, разнесшую унитаз в кучу фарфоровых осколков. Канализационный зверь взревел от боли и ярости, но оглушенный выстрелами Руслан этого почти не заметил. Когда пороховой дым и пыль от расколотого унитаза рассеялись, Шайморданов с мрачным удовлетворением пнул ногой отстреленную волосатую фалангу пальца, все еще сокращающуюся в лужице грязно-коричневой густой крови.

– Иди, уползай, тварь! – Руслан плюнул в развороченную трубу, пистолет бросил туда же. – И скажи спасибо. Шесть пальцев – это уродство. Зато теперь все как у людей.