Игрушка богатого человека

В голове у него было слишком тихо. Вся штука в том, чтобы постоянно поддерживать внутренний монолог. Не давать ему смолкнуть. Стоит ему смолкнуть, и ты начинаешь думать. Размышлять.

Слова.

Он наполнял голову словами, чтобы ни для чего иного места не оставалось. Ни для мыслей. Ни для воспоминаний.

Но они не покидали его. Они всегда были рядом. Совсем близко. Они его преследовали. Они стучались снаружи и просились внутрь.

Ему нравился ночной воздух. Свежий. Прохладный. Живительный.

“Думай о воздухе”, — приказал он себе.

Скоро осень. Октябрьские дожди. Холодный ноябрьский ветер. Декабрьские заморозки. Может, пора двигаться дальше? Податься куда-нибудь в теплые края.

Нэш набрал полные легкие воздуха и, сунув руки в карманы, двинулся дальше по скудно освещенной улице.

Правда состояла в том, — а он признавал эту правду, хотя многое скрывал от самого себя, — что меньше всего на свете ему требовался родной дом. Ему не требовались друзья. А Харли как раз хотел стать его другом.

Когда-то у него была такая жизнь — та нормальная жизнь, где людям полагалось жить в домах, иметь жен и детей. И друзей. Эта жизнь до сих пор маячила где-то на пороге сознания. Разве не о ней он невольно вспоминал чуть ли не каждый день? Разве не она снилась ему каждую ночь?

В этом страшном сне он возвращался домой с работы. Въезжал прямо в гараж за домом, вылезал из машины. Проходил по дорожке к крыльцу. Вот только дорожка стала уж больно узкой, его ноги на ней не помещались. Он шел как по канату.

Когда он наконец добирался до задней двери, в его руке, как по волшебству, появлялся ключ. Это был запасной ключ, который он так и не вернул агенту по недвижимости, когда дом был продан. Во сне он вставлял ключ в замок и поворачивал. Дверь слегка осела и открывалась с трудом, но он знал, как надо действовать: немного приподнять и притянуть к себе. Надо бы подстрогать эту дверь, чтобы она легче открывалась.

И вот дверь распахивалась. За кухонным столом сидели чужие люди. За его кухонным столом. Семья. Дети. На столе макароны с сыром, стаканы с молоком.

Они смотрели на него в недоумении, и Нэш вдруг вспоминал, что он тут больше не живет, что дом давно продан. Не на прошлой неделе, а много лет назад. Он начинал, заикаясь, приносить извинения. Иногда во сне Нэш начинал уверять, что забыл в доме что-то из своих вещей. Он метался по всему дому, пытаясь это найти, бросался из комнаты в комнату, перед глазами все дергалось, как в любительской фотосъемке ручной камерой. Он искал, искал… Он должен был найти… должен был забрать…

Что? Что он искал?

Потом Нэш вдруг замечал перемены, внесенные новыми жильцами. Пробегая по дому, который больше ему не принадлежал, он замечал все новые свидетельства того, что здесь живут чужие люди. Другая мебель. Новый ковер. Игрушки, множество игрушек, разбросанных на полу.

Иногда он отодвигал их ногой в сторону, упорно что-то ища…

Что?

Эти сны всегда заканчивались одинаково: он вдруг спохватывался, замечал у себя за спиной людей, наблюдавших за ним — молча, в растерянности, но без враждебности. И тут он вдруг понимал всю чудовищность того, что натворил, понимал, какое это безумие — ворваться в жизнь этих людей, как будто их дом был всего лишь театральной декорацией, фрагментом сна.

В этот момент Нэш бросался наутек. Обратно через кухню, мимо растерянной семьи, к задней двери. Когда он выбегал во двор, там неизменно бывало темно. Он кидался с крыльца в эту темноту как в воду, он скорее не бежал, а плыл в этой темноте — прочь, прочь, прочь! Оглядываясь через плечо, он видел, как все они стоят на крыльце в теплом золотистом свете ламп. Мужчина всегда был похож на него. А женщина всегда выглядела как его бывшая жена.

— Ты! Эй, ты!

Голоса. Они вернули его обратно на землю. В Чикаго, в освещенную неоновым светом ночь.

С трудом припоминая, где он, Нэш остановился и обернулся. Может, это Харли его зовет?

— Ты — Нэш Одюбон?

К нему подходили трое. Все трое — здоровенные верзилы. Скверный знак. Очень скверный.

Нэш начал потихоньку пятиться мелкими шажками.

— Никогда о таком не слыхал.

Он повернулся и бросился бежать. Нэш всегда считал себя вполне приличным бегуном. Разве не он пришел вторым в забеге на сотню ярдов [9] на экзамене по физкультуре в школе? Разве не он пробегает по две мили чуть не каждое утро? Но в эту ночь ему не повезло.

Один из верзил сбил его подсечкой, и Нэш с разбегу грохнулся наземь. Воздух со свистом вырвался из его легких. Не успел он перевести дух, как башмак с железной скобкой врезался ему в ребра. Что это за звук? Неужели треск ломающихся костей?

Потом его подняли на ноги, и он успел пару раз врезать им как следует, даже рука заболела. Боль в боку огненными искрами разлеталась по всему телу, перед глазами поплыли круги. Тысяча кулаков обрушились на его голову и на живот.

Чего им надо? Денег? Или они просто таким образом развлекаются по вечерам? Мир сошел с ума.

— Смотри… Удар.

— …о ком… Удар.

— …ты… Удар.

— …пишешь.

Удар. Удар.

Наконец они отпустили его. Он буквально растекся по земле.

Большое спасибо.