Игрушка богатого человека

Отец хотел отнять у нее единственную надежду на счастье. Она знала, что, если не уедет сейчас, другого шанса у нее не будет. Ей отсюда уже не вырваться.

— Ты хоть когда-нибудь задумывался о том, чего хочу я? — спросила она. — Что ж, я скажу тебе, чего я не хочу. Я не хочу всю жизнь копаться в грязи, зарабатывая гроши, не хочу прожить всю жизнь в глуши, где каждый следующий день ничем не отличается от предыдущего, где все годы похожи друг на друга, где никогда ничего не меняется, потому что никогда ничего не происходит. Я не хочу выйти замуж за фермера и раньше времени сделаться старухой!

Лицо отца побледнело:

— Не смей так разговаривать со мной!

— Я говорю о своих чувствах! Что в этом такого ужасного?

По замкнутому выражению на лице отца Сара поняла, что любые объяснения бесполезны. Франклин Харт был так привязан к земле, к своему хозяйству, что не мог даже попытаться взглянуть на мир ее глазами. Он был не в состоянии считаться с ее мнением. Для него существовал только один ответ на все вопросы, одно-единственное решение, один-единственный путь в жизни — тот путь, который прошел он сам.

Как-то раз, еще в детстве, Сара спросила отца, почему он складывает вязанки сена в сарае в определенном порядке. Он ответил, что его отец и дед так складывали сено, значит, должен и он тоже. Вот и все.

Разве с этим поспоришь?

— Я выйду замуж за Донована, — упрямо сказала Сара.

Отец вытянул трясущуюся руку, указывая дочери на дверь. Сару охватил страх за него. “Он так постарел. Когда же это началось? Почему я раньше не замечала?”

— Давай, выходи замуж за своего богатенького дружка. Езжай куда хочешь. Но помни: как только выйдешь за порог, больше сюда не возвращайся.

Сара даже не стала укладывать чемодан — уехала в чем была. Уехала, чтобы стать женой Донована Айви и начать новую жизнь.

Десять лет. Она прожила с ним десять лет.

Вполне достаточно, чтобы правильно оценить ситуацию. Достаточно, чтобы понять, что она — типичная забитая жена, жертва жестокого обращения. Через все этапы она прошла множество раз. Она даже побывала в приюте для женщин, избиваемых мужьями, но скрыться от Донована было невозможно. Ему всегда удавалось ее разыскать. А разыскав Сару, он начинал довольно прозрачно намекать, что ей следует подумать о своих близких, об отце, сестре, племянниках — как бы с ними не случилось какой беды.

Она очень скоро поняла, что куда безопаснее оставаться с ним, покоряться ему, чем поминутно оглядываться через плечо, в страхе гадая, где затаился враг.

Если уж говорить всю правду, она утратила волю к сопротивлению. В том, что с ней случилось, Сара винила себя, свою беспомощность, свою слепую доверчивость.

Сара пришла к неутешительному выводу, что она не заслуживала лучшей доли.

“Больше сюда не возвращайся”.

В глубине души она все-таки надеялась, что отец смягчится, пожалеет ее, но этого не случилось. Через месяц после того памятного разговора, когда он велел ей не показываться ему на глаза, она получила по почте посылку без обратного адреса. Открыв большую картонную коробку, Сара обнаружила в ней свои детские “сокровища”, а также все подарки, которые сделала отцу своими руками с тех пор, как себя помнила.

Она вытащила из коробки свою любимую мягкую игрушку — серого кота. Искусственный мех давно стерся, пуговички глаз тоже где-то потерялись. Этот кот служил ей утешением, когда она болела ветрянкой, воспалением легких, скарлатиной. Сара прижала к себе сплющенное, потерявшее упругость тело игрушечного кота и заплакала. Она оплакивала себя, отца, свое несчастливое замужество.

3

Харли Джиллет прошел по гулким коридорам редакций “Дырявой луны”. На нем были старые, мятые, замызганные джинсы, обрезанные чуть ниже колен. Выношенные до дыр подошвы кожаных сандалий громко шлепали по полу, шея и спина вспотели под длинными волосами. Уже во второй раз за день он спросил себя, не стоит ли ему подстричься. В конце концов ножницы не прикасались к его волосам вот уже два года. Может, пора сделать над собой усилие и придать себе более солидный вид, подобающий бизнесмену?

К черту! У него еще будет время этим заняться. Проходя по коридору, он вспомнил, что в фойе “Чикаго трибюн” висят на стенах бронзовые таблички, на которых соответствующим шрифтом, но в масштабном увеличении были воспроизведены самые громкие газетные заголовки, опубликованные в разные годы. Что ж, на то она и “Трибюн”. Размещается в небоскребе готической архитектуры, в фойе — искусно подсвеченный фонтан.

Первые полосы “Дырявой луны” были приклеены прямо к бетонным блокам голых стен. Редакция размещалась на третьем этаже четырехэтажного кирпичного складского здания с протекающей крышей. Фонтаном служили проржавевшая эмалевая раковина и туалет с неисправным бачком — за ручку приходилось дергать несколько раз.

“Да, редакционное помещение “Дырявой луны” вряд ли будут показывать туристам, приехавшим любоваться достопримечательностями города Чикаго”, — решил Харли, рассеянно просматривая заголовки опубликованных в газете статей.

“ЛЯГУШОНОК С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ”