Я опять поневоле начинаю верить в хорошее. Подавить! Я тут никто, звать никак, кратковременная доброта не означает, что меня не отправят на каменоломни, или не съедят на званом ужине. И не надо про цивилизованность, вдруг у них религия говорит о том, что есть немытое – вредно, а вот мытое – полезно!
Пройдя под прицелом «двузобок» в предназначенную для меня камеру, ложиться на тюфяк с соломой не стал, там точно полно всякой живности. Хожу туда-сюда, разогреваю тело, мокрая одежда в тени на сквознячке холодит.
Вдруг начинается какой-то шухер, слышу, как камеры поочерёдно открываются в порядке от входа в тюрьму. Добираются и до меня. Старик на вид лет так семидесяти в сопровождении целой пятёрки тюремщиков.
– Та сарт! – приказывает один из служителей, команда сопровождается движением ладони сверху вниз. Присесть? Или на колени? Оно мне надо? Кто это может быть? Начальник тюрьмы, кто-то из руководства города, «покупатель»?
Старичок, падла, видя, что я не тороплюсь подчиняться, зарядил мне в грудь искрой, выпущенной из кисти. Шарахнуло будто электричеством, перехватило дыхание. «Шо, в этом мире есть магия?» – мелькает удивлённая мысль.
Откашливаюсь, думаю: «Пора убивать или погодить?» – сильно хочется врезать зажившемуся «на красном свете» индивидууму, но разум говорит, что получу от этого разве только моральное удовлетворение, и то, при условии, что смогу пробиться к нему сквозь пятерых сопровождающих. Как сейчас понимаю, очень зря не обучался всяким боевым искусствам, сейчас бы кия-кия, и все лежат.
Правда, после этого подвига при поимке меня бы совершенно определённо пустили в расход, выбраться из города без знания языка, денег, отличающейся внешности и странной одежде – задача нетривиальная. И ладно бы меня где-то ждали, как советских солдат, бежавших из немецкого плена (далеко не всех отправляли в лагеря, как старается показать не наша пропаганда) – но в этом мире я абсолютно одинок. Впрочем, и в том, получается, уже тоже.
Старичок чему-то сильно удивляется – я должен быть упасть? – и что-то говорит тюремщикам. Толпой на одного быстро и можно сказать, профессионально, подавили моё сопротивление, правда, чуть не выколов глаз – сражался с обречённостью обречённого. Поставили на колени, задрав голову вверх, у меня аж позвонки в шее хрустнули, обе руки также в захвате.
Подходит старикашка и нацепляет на шею обруч-ошейник, застёгивая со щелчком. Служивые отпускают меня, резко отходя, тут же в шею из ошейника бьёт разряд. То ли магии, то ли электричества. В этот раз достаточно больно, место-то гораздо более нежное.
Не будь дурак, вскрикиваю от «боли», хватаюсь руками за ошейник, и изображаю потерю сознания, благо падать набок из положения стоя на коленях не так больно, как стоячему – там ещё надо ухитриться достоверно сыграть и не разбить голову. У меня тоже получилось не совсем удачно, слегка ударился черепушкой.
Пусть старичок лучше считает меня сильно уязвимым к «электроошейнику», при случае это ему выйдет большим и неприятным сюрпризом.
В «чувство» привели отнюдь не нашатырём – окатили четвертью ведра с водой, я понял, что лучше «приходить в сознание». Отплёвываюсь от жидкости, сумевшей попасть в рот и нос, служители тюрьмы смеются.
– Та намос, – кистями вверх, – турин, турин! – подниматься и побыстрее. Учу инопланетный язык буквально на лету. Оставаться здесь, в камере за решёткой, мне не хочется, из нового места проживания свалить, возможно, будет легче.
Несмотря на ошейник, до дома нового хозяина нас сопроводили два стражника. Хорошо, пока не дёргаемся, «любуемся» городом. Райончик, куда вскоре вошли, явно не для бедных. Дома большие и шикарные даже по меркам Земли, мрамор, скульптуры, ухоженные сады.
В один из таких мы вскоре свернули, проходя в отдельный флигель. Знаками предлагают присесть в странного вида кресло, на котором закреплены держатели для рук и ног.
– Нет, спасибо… – отказываюсь я, мне это совсем не нравится.
Двое служителей наставляют на меня двузубцы, собираясь принудить силой – по-видимому, для этого и сопровождали. К сожалению, выход из помещения один, окон нет, бежать некуда. Только пробовать пробиться через двух тюремщиков.
Отхожу за этот самый стул, надеясь заставить их разделиться – дабы перекрыть мне два пути к двери. Старичок зовёт:
– Миро!
Во флигель входит нечто гориллообразное – рост за два метра, руки толще моих ног, взгляд звериный, аж в туалет захотелось.