Игрушка демона

Высший взял с подноса чашку и сделал глоток. Провел пальцем по тонкому витиеватому рисунку, бегущему по краю. Вздохнул. Снова посмотрел на меня.

Все его действия были очень тягучими, задумчивыми. Он словно собирался с силами, чтобы продолжить. Я не торопила. Кеорсен тоже.

— Весна в том году выдалась необыкновенно пышной, — наконец произнес Маорелий. — Деревья в саду цвели как никогда прежде, наполняя воздух сладким ароматом. Но она цвела много ярче. Такая юная, хрупкая и… неповторимая. Рабыня… — выдохнул он с грустной улыбкой. — Простая рабыня. Вот только во взгляде ее зеленых, как весенние листья, глаз было больше жизни, чем во всем моем замке. Она казалась самой жизнью, ее воплощением. И она вернула к жизни меня. Я дал ей имя. Лиуртания, что значит «одаривающая». — Маорелий на несколько секунд прикрыл глаза.

Я молчала и теперь даже боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть, не помешать. История казалась невозможной, но вместе с тем я верила каждому слову.

— Лиуртания увлекла меня настолько, что я забыл все правила, все традиции и ограничения, предписанные нашему виду. Не думаю, что любил ее… Любовь — слишком нехарактерное для нас чувство. Конечно, возможное, — высший качнул головой, — но настолько редкое, что почти недостижимое. Одно могу сказать точно: я нуждался в Лири, в ее глазах, смотрящих на меня с восторгом и нежностью; в ее руках, таких тоненьких и хрупких, но обнимающих меня с такой силой; в ее теле… В том желании жить, которым она так щедро делилась со мной.

Маорелий снова опустил взгляд и провел подушечкой большого пальца по ободку фарфоровой чашки. Может, я ошибаюсь, но мне казалось, высший не хотел, чтобы мы заметили эмоции на его лице. Вот только голос порой бывает таким же ненадежным, как и глаза. Если чувства, живущие в душе, сильны, он выдаст их едва слышной дрожью, сипом на последних звуках, самим тембром.

— А потом Лири вдруг забеременела. Хочу, чтобы ты поняла, Сатрея: считалось, что наши виды несовместимы. — Маорелий вздохнул и посмотрел на меня. — Что если столь отвратительная нашему виду связь все же случится, она не сможет принести плоды, ибо сам Великий против подобного кровосмешения. Но к нам Великий был милостив. Только вот мы с Лири оказались не готовы к его дару. Скажу честно: мы оба испугались. Не знали, как отреагирует свет, какая судьба ждет младенца. И главное, мы понятия не имели, какого вида он будет. — Маорелий прервался на глоток чая. Потом продолжил: — Пока еще можно было скрывать беременность, Лири работала в замке как обычная рабыня. Я же пытался найти решение. На тот момент Лири было почти восемнадцать, и это значило, что совсем скоро она попала бы в центр репродукции. Времени не оставалось, счет пошел даже не на месяцы — на недели. Я искал удаленное место, где мог бы спрятать Лири, и нашел его. Эта поляна находится на границе нескольких земель, но в то же время не принадлежит ни одной из них.

В этот момент Кеорсен хмыкнул, явно готовый оспорить последнее заявление, но в разговор все же не вмешался.

— Несколько дней я возводил купол, вливая в него почти всю свою силу. Едва ли не выжимая себя до капли. Потом через клятвы на крови вынудил пятерых темных помочь мне возвести дом. Пространственная магия слишком сложная, один я бы не справился.

— А не было опасений, что темные выдадут ваше убежище? — не сдержала я вопроса.

Маорелий усмехнулся.

— Мертвые, к счастью, болтливостью не отличаются, — заметил он, а я неосознанно отодвинулась.

Мне не понравилось, как просто он говорил о принесенных жертвах.

— Я должен был защитить Лири, и я это сделал. — Впервые с начала разговора в голосе Маорелия появились стальные нотки. — Потребовалось бы убить больше, убил бы больше. Не задумываясь. Я защищал свое, — произнес он таким тоном, словно это объясняло все. К моему удивлению, Кеорсен одобрительно кивнул. — Когда последние приготовления завершились, я перенес Лири сюда, а сам подал документы о смерти рабыни. Обычная формальность. Тела в таких случаях обычно не просят предоставить, ведь зачастую их не остается вовсе.

Я вспомнила огненный вал и то, каким образом он уничтожает жертву. Поежилась.

— С того момента Лиуртания существовала лишь для меня одного. Здесь, в этом доме мы спрятались от всего мира и наслаждались нашим неправильным счастьем. Мы провели вместе удивительную, полную жизни зиму, а с приходом новой весны Лири родила девочку, так похожую на человека. Похожую, — повторил он. — Но человеком она все же не была. Маленькая полувысшая с глазами цвета аметистов… Я назвал ее Сатрея — «первая на небосклоне звезда».

— Нет, — выдохнула я, мотнув головой.

Наивное, непроизвольное действие — словно соверши я его, и сказанное действительно окажется неправдой. Вот только Маорелий смотрел внимательно и будто с давящей на плечи уверенностью, не позволяющей усомниться в услышанном.