Игрушка Дьявола

Может поэтому я не хотела так скоро разлеплять затёкшие, будто налитые свинцом веки. Хотя во рту дела обстояли ещё хуже. Про всё тело, правда, ничего определённого сказать не могла, оно пока ещё пребывало в спасительном коконе анестезирующего сна, а вот всё остальное – эмоциональное состояние, острое нежелание просыпаться окончательно, как и не вспоминать что-либо из недавнего прошлого – этим приложило весьма неслабо и конкретно так. Настолько неслабо, что даже комок поперёк горла встал с необъяснимым порывом захныкать или всплакнуть. В общем… очень хреновое и состояние, и ощущения. Такое, мать его, хреновое, что захотелось заново провалиться как можно поглубже либо в сон, либо в полное бесчувствие и беспамятство. Лишь бы не открывать глаз и не давать воспоминаниям полную свободу действий.

– Ты же уже не спишь, зачем притворяешься? – а вот это точно самое последнее, что бы мне хотелось сейчас услышать ещё и под таким тяжеловесным гнётом убийственного самочувствия. Знакомый, подрезанный сиплой хрипотцой мужской голос, от звучного баритона которого моментально холодели все внутренности и отнимались все мышцы во всём теле.

Естественно, после такого сложно не разомкнуть глаз именно на рефлекторном порыве, перед этим непроизвольно дёрнувшись от выстрелившего по нервам и сознанию леденящего душу ужаса. Я бы, наверное, и вскрикнула, если бы не сухой ком в глотке.

Теперь хотя бы понятно, откуда меня до этого царапало столь странным чувством, будто за мной кто-то пристально наблюдает. Теперь я и сама видела эти чёртовы глазища прямо перед собой, всего в паре метрах от своего лица – чернющие, жгучие и такие пристально въедливые, что даже дышать становилось невмоготу. Будто и вправду в тебя смотрит-заглядывает сама Бездна.

Господи… Неужели это всё по-настоящему? Я действительно не сплю и… те кошмары, что так настырно продираются сейчас из временного забытья вовсе не сон и не бред воспалённого воображения? А всё это?..

– Где я? – вполне резонный вопрос и самое первое, что слетает в таких случаях с языка, когда начинаешь на бешенной скорости возвращаться в окружающие пределы реальности и воспринимать происходящее на правильных инстинктах самосохранения.

Само собой, я ничего вокруг себя не узнавала, если не считать стоявшего напротив мерзавца-насильника, вальяжно и по-хозяйски опирающегося своими гладиаторскими ручищами об изножье одноместной кровати. Правда, в этот раз на нём уже красовалась джинсовая рубашка на выпуск, но всё с тем же набором цепочек и кожаных шнурков под серебряные кулоны и подвески из полудрагоценных камней, тех самых, что были на нём ещё в клубе. И свою львиную гриву аккуратно собрал и стянул на затылке в тугой пучок, как тогда… ночью… Наверное, успел и отмыться, и надушиться тем своим жутко стойким парфюмом.

Только какого ему теперь от меня надо? Что-то не выглядит он на раскаивающегося преступника, которому срочно понадобилось отпущение грехов. Или как раз, наоборот, решил на прощанье припугнуть, чтобы не вздумала обращаться в правоохранительные органы или трезвонить на весь мир об изнасиловании? Не хватает лишь для полноты всей картины того остро заточенного ножичка в его расслабленной ладошке.

– В больнице. В вип-палате. Оплаченной, естественно, мной. – как информативно. Может ещё поблагодарить его за столь щедрый жест?

– В больнице? П-почему?..

Неужели он меня успел пырнуть или порезать? Тогда почему я ничего такого не помню? Хотя, по правде говоря, лучше бы я вообще ничего не помнила. И не чувствовала. Хотя бы того же разрастающегося с каждой пройденной секундой ужаса, от которого меня начинало трясти не менее сильно, чем под оглушающим градом атакующих воспоминаний. Ещё немного и точно разревусь и, наконец-то, блевану. Было бы чем.

Попытка осмотреть себя хотя бы взглядом, была прервана ироничным голосом моего щедрого мецената.

– Тебе зашивали влагалище. Так что несколько дней будешь ощущать там болезненный дискомфорт, но вроде как не сильный. Зажить всё должно где-то за пару недель, по крайней мере, швы к тому времени уже рассосутся.

Ни хрена себе заявочки! У меня даже челюсть отвисла и дар речи напрочь пропал. И всё это на фоне тех убийственных ощущений, которыми меня и без того прикладывало – от воспоминаний, от полного осознания, где я и что со мной сделали этой ночью и, конечно же, от близости этого мерзавца.

Говорить о таких вещах с таким… бездушным пофигизмом? Как будто всего лишь обсуждает сегодняшнюю погоду.

– Не переживай. Всё остальное целое, включая промежность и анальный сфинктер. До второго я так и не добрался… хотя на первых парах и мелькала мысль.

Наверное, если бы он меня просто ударил без всех этих чудовищных слов, сказанных буквально с подчёркнутой апатией, я бы точно это легче пережила, чем только что услышанное. И какое счастье, что именно в этот момент ему вдруг приспичило развернуться и отойти от кровати к стоящему у противоположной стены диванчику. Хоть какая-то мнимая и временная передышка – больше не видеть ни его отмороженного лица, ни ужасных демонических глазищ.