Игрушка Дьявола

Что и требовалось доказать. Вместо того, чтобы сесть рядом с Юлькой, притянуть её к своей груди и попробовать успокоить-укачать, как маленького ребёнка, который вот-вот разревётся от пережитых за сегодня страхов, я, наоборот, начал пристально всматриваться в её скривившееся личико и искать в нём доказательства обратному. Как будто не знал, какая из неё дрянная актриса, особенно в моменты подобные этому. Когда её изводят слишком сильные эмоции и ни о каком контроле поведения или чувств не может быть и речи. Вся как на ладони, будто оголённый нерв. Чуть переусердствуешь — закричит и забьётся в истерике, как пить дать.

— Вы это сейчас серьёзно?.. — мой не такой уж и абсурдный вопрос был воспринят с искренним изумлением и даже с лёгким шоком в зелёных глазах, уставившихся на меня, как на сумасшедшего. — В-вы… Вы подозреваете, что я и эта… Эта ваша чокнутая бывшая…

— После того, как она проникла в дом, а до этого подкупила или каким-то иным способом подсадила сюда несколько своих крыс, я не могу игнорировать другие предположения касательно её деятельности, какими бы нелепыми они не казались. Она очень… нехорошая женщина. И, если рассказанное тобою — правда, ты и сама могла сегодня в этом убедиться. Она ведь с тобой не погоде разговаривала там в ванной, как я понимаю?

— Нет, конечно… В большей степени, несла всякие гадости. И мол пришла туда за мной, чтобы посмотреть на меня лично. Не знаю… Может хотела убедиться, насколько мне до неё далеко, и как сильно я не дотягиваю до её уровня?..

— Не дотягиваешь до её уровня? — сдержать вырвавшийся из лёгких смешок, и растянувшие губы улыбку у меня не вышло. Да я и не пытался, особенно когда приходится наблюдать за умилительным поведением Воробушка. Как она насуплено сводит бровки и теребит на подушке край гобеленовой наволочки, пока озвучивает вслух неприятные для неё воспоминания и мысли.

И я ещё подозревал её в знакомстве с Щербаковой? Она же сейчас вот-вот расплачется, если я её не успокою и не скажу, насколько нелепо звучат все её надуманные переживания.

— О, Аллах! Какой же ты ещё, в сущности, глупый ребёнок, Сэрче. Нашла чем себя изводить и накручивать.

В этот раз я всё-таки переступил через собственные принципы и сделал то, что, наверное, вообще никогда и ни с кем не делал, если не считать первые годы отцовства с Эмином. Сел на диван рядом с Юлькой и заставил её прислониться спиной к моей груди, приобняв правой рукой поверх с одной стороны, а левую подставив вместе с предплечьем под затылок и шёлковую гриву карамельно-русых волос. Заодно успел прочувствовать, насколько она напряжена и как цепенеет от столь нежданных от меня действий. Словно не верит, что я действительно это делаю после того, как повёл себя с ней этим утром. Поэтому и продолжает настороженно супиться, всё ещё цепляясь за подушку, как за мнимую от меня защиту.

— Если вы её так ненавидите, как же… Как у вас получалось всё это время не срываться на меня, не считая самого первого раза?.. И почему вы её так ненавидите? Что она такого вам сделала, и из-за чего вы хотите её убить, называя при этом ожившим трупом? Она что, притворялась до этого умершей? И… и почему она говорила об Эмине, как о вашем с ней сыне? Или у вас есть ещё дети?

Странно, что она не до конца свела все имеющиеся на её руках кусочки пазла и не поняла, что Вероника Щербакова — в замужестве Камаева — и есть та самая “умершая” после автокатастрофы супруга моего старшего брата Гохана.

— Насколько мне известно, у меня только один сын и, да, это Эмин.

В жизни бы никогда не подумал, что начну рассказывать об этому кому-то. Тем более, когда этот кто-то — двойник ненавистной мне женщины и, по сути, является сейчас моей временной любовницей. Этот мир явно за сегодня перевернулся с ног на голову далеко не раз и не два.

— Так она?..

— Да, она жена, вернее, уже вдова моего погибшего брата, которая притворялась все эти годы мёртвой, а теперь вдруг решила воскреснуть, когда узнала с кем я провожу ночи в одной постели в фамильной резиденции Камаевых.

— Ни фига себе! Так вы с ней что?..

— Именно… Что… — я опять не сдержался и кашлянул сухим смешком, словно попытался вырвать из лёгких болезненный комок. — Изменяли Гохану, как самые последние аморальные твари, которым было плевать и на последствия, и на вероятность быть пойманными с поличным. По крайне мере, мне точно было плевать. Я даже жаждал, чтобы нас поймали. Чего не скажешь о Веронике. Вот ей очень долго удавалось водить всех нас за нос. Обещала мне, что расскажет о нас всё мужу и подаст на развод, а потом заявила, что беременна от него и поэтому, мол, не может пойти ещё на больший грех — лишить сына отца. В общем… вертела нами как хотела.

— А откуда она могла знать, от кого у неё ребёнок?

— Как откуда? Откуда знают все матери мира. — в этот раз смешок получился, скорее, кислым, чем горьким. — Материнское сердце подсказало. Хотя и обещала сделать анализы на отцовство после родов, чтобы узнать уже наверняка.

— А потом?