Игрушка Дьявола

На самом деле мне не хотелось задавать этого вопроса, поскольку… Мне могло бы и не хватить оставшихся за сегодня сил, чтобы принять и выдержать ещё один удар. Мне с лихвой хватало и обращённого на меня взгляда Арслана. То, как он пытался огородиться от меня, воздвигая между нами ментальную стену привычного для него отчуждения.

Его Зверь за все эти девять лет ничего другого и не знал, кроме столь дорогого сердцу гордого одиночества. Он привык к нему до такой степени, что собирался в ближайшее время избавиться от когда-то самого для него бесценного — от умершей любви к Веронике Щербаковой. И после такого рассчитывать от него на что-то ещё?..

— Давай поговорим об этом попозже, где-то ближе к вечеру. Возвращайся в свои комнаты и постарайся отвлечься от всего этого бардака на что-то более полезное.

— А вы… точно придёте? — да уж, безмозглая дурочка во мне неискоренима.

Хотя… он тоже хорош. Или делал это специально. Прямо как сейчас, когда приподнял руку и ласково коснулся моего лица, огладив большим пальцем мои дрожащие от инфантильной обиды губы.

Не знаю, как я при этом сдержалась и не ухватилась за его ладонь или вообще не кинулась ему на грудь в несвойственном для меня порыве.

— Приду… И не потому, что всегда держу данное мною слово, а потому, что сам этого хочу…

_____________________________

[1] sıktır — турец. ненормативное восклицание

* * *

Арслан

Меньше всего мне сейчас хотелось идти к Нике за очередным выяснением отношений. Ведь, по сути, это будет ещё одним переливанием из пустого в порожнее. Я слишком хорошо её знал. Даже если изобью её до полусмерти, придушу до потери сознания и посажу в кандалы, на цепи в одной из “игровых” комнат цокольного этажа — толку от этого будет столько же, сколько и от всех предыдущих попыток вбить в её больную голову хоть что-то ценное. Таким созданиям (называть их людьми — банально не поворачивается язык) неведомо ни чувство совести, ни что-либо человеческое в принципе. Правда для них — пустой звук. Они ни во что не верят, только в свои ненасытные потребности, вложенные в них с рождения природой в виде паразитических инстинктов. “Правдой” они называют лишь то, что считают за правду сами. И окружающие люди для них — всего лишь средство достижения их низменных пристрастий.

Я не просто так об этом говорю. Я практически вырос в этом окружении. Мой отец общался с подобными недолюдьми ещё с начала диких девяностых, а мне пришлось унаследовать со всем бизнесом Камаевых большую часть его связей в виде представителей прослойки так называемых королей жизни. Да что уж теперь-то кривить душой? Я и сам не смог не испачкаться этой грязью, ни будучи избалованным подростком, ни при тесном сближении с Щербаковой. Не говоря уже про первые годы после её так называемой скоропостижной “кончины”, в которые чудил с таким остервенелым безумием, о чём вспоминаю с неподдельным шоком и содроганием даже сейчас. Удивительно, что я никого не умудрился тогда убить. Хотя и прожил почти десять лет со стопроцентной уверенностью, что мои руки запятнаны несмываемой даже после смерти кровью чужой жизни. И если бы только одной…

— У меня к тебе только один вопрос. Чего ты, блядь, добиваешься? Хочешь, чтобы я вышвырнул тебя отсюда уже окончательно и бесповоротно?

Естественно, стучать в двери выделенных для Вероники комнат я не стал. Прямо с ходу толкнул массивную панель, совершенно не задумываясь о том, что эта дрянь там сейчас делает и одета ли вообще. На благо, не раздеваться догола перед моим появлением ей ума хватило.

— Да что ты взъелся-то на меня, никак не пойму? Будто я что-то украла или слила видео в интернет с твоими клубными похождениями.

Ждать от этой сучки каких-либо покаяний, либо чистосердечных извинений за содеянное — равносильно ожиданию христианами Второго Пришествия. Сам не понимаю, какого хера к ней припёрся. Поскольку никакого иного желания, как схватить её за горло и пристукнуть затылком о ближайшую стену, больше не испытывал.

Поэтому и не рискнул приблизиться к ней впритык, остановившись где-то в трёх-четырёх, между нами, шагах, как говорится, от греха подальше. И скрестил на груди руки с той же целью, дабы, не приведи Аллах, не пустить их в ход прямо сейчас.

— Мы, кажется, оговаривали с тобой все эти моменты от и до! И ты мне клялась, что будешь выполнять каждое из выдвинутых мною требований, как прилежная и во всём послушная мусульманская жена! Только не проходит и пяти минут после твоего заблаговременного здесь появления (о котором ты, разумеется, не удосужилась меня оповестить), как ты тут же нарушаешь, как минимум, десять из ста “прописанных” мною пунктов. И после этого ты на что-то рассчитываешь с моей стороны? На что, Ника?! Что я тебя сейчас поглажу по головке и выдам конфетку? Или думаешь, у меня реально нет иного выхода, раз я пошёл с тобой на данную сделку и буду терпеть отныне все твои экспрессивные выходки с закидонами?