— Вы сами знаете, почему так вышло, — чуть громче приличного сказала я, всё ещё не поднимая глаз. Я боялась расплакаться или хуже того разреветься от безысходности как в детстве. Все мои надежды на дальнейшую самостоятельную и честную жизнь разведённой женщины таяли как дым. Я осознавала только одно, что не смогу и дальше позволять пользоваться собой как игрушкой для постельных дел.
— Потому что вы, видя внешний лоск жениха и не желая разглядеть, что скрывается под ним, побежали замуж, подняв юбки.
От досады я закусила губу. Всё было так и одновременно совсем иначе. Между той наивной девочкой, какой я вступила в брак, и нынешней женщиной, боящейся оказаться в одной постеле с мужем, разверзлась пропасть. Возможно, теперь я и сама бы себя осудила за скороспелый брак, но тогда, о Триединый, мне всё виделось в розово-белых тонах!
— Вы правы. Я сама во всём виновата, — вздохнув, я встретилась с серыми глазами Дракона, в которых промелькнуло недоверие. — Но я хочу всё исправить. Если это возможно.
— А если нет? — коротко отрезал Шилдс, продолжая буравить меня колючим взглядом.
На мгновение я растерялась. С детства отец твердил мне, что в какую бы ситуацию я ни угодила, надо не отчаиваться, а изо всех сил карабкаться и сопротивляться, чтобы в конце концов вылезти из болота неприятностей. Другого исхода и быть не может. До нынешнего момента я свято в это верила. А сейчас засомневалась. Что меня ждёт, если Шилдс решит отправить беглянку обратно? Вечное заключение в сумасшедшем доме?
— Тогда я буду пытаться снова и снова.
— В таком случае идите к себе и готовьтесь к отъезду.
Я поняла, что приговор произнесен, и действовать надо либо сейчас, либо никогда. Топать ногами и что-то требовать бессмысленно — инквизитор выставит меня и силой отвезёт к воротам особняка Эдриксов.
Слёзы такого тоже вряд ли проймут. Значит, осталось только одно: умолять.
Не помню, как я на это решилась, видимо, сказалось отчаяние и усталость от постоянного напряжения, но очнулась я, только обнаружив себя на коленях перед «безопасником».
— Пожалуйста! — прошептала я, сцепив пальцы до хруста в суставах. Я не поднимала головы, чтобы в случае провала задуманного, хотя бы не показать Шилдсу моих слёз. Унижаться ещё больше, чем сейчас, не было сил.
Ответом мне было молчание, словно мужчина раздумывал или проверял мою выдержку. Слёзы катились по щекам, но я не позволяла себе всхлипнуть и тоже ждала.
— На что вы готовы пойти ради защиты Министерства? — последовал, заданный сухим тоном, вопрос.
— На всё, что прикажете, — пролепетала я. А после до меня дошёл скрытый смысл, заключённый в такой двусмысленной фразе. Я вздрогнула и тяжело поднялась с колен.
— Ничьей забавой я больше не буду, — процедила я сквозь зубы и направилась к выходу, не оглядываясь на Шилдса. В душе поселилась усталость и тупое равнодушие. Хотелось накрыться с головой одеялом и исчезнуть в окружающей тьме.
— Стойте, — мягко произнёс инквизитор. — Вернитесь. Никто не предлагает вам подобное. Не думал, что после вашего…опыта, это так оскорбит.
Я остановилась, взявшись за ручку двери, всё ещё не понимая, что он от меня хочет. Да, мне хотелось уйти из Свитенвилля с гордо поднятой головой, отказавшись от сомнительной защиты Ока, но уезжать было некуда. Родители не могут, по закону не имеют права прятать жену от мужа. И если попытаются, всё одно, затея обречена на провал.
Оглянувшись, увидела пытливый взгляд серых глаз, в которых промелькнуло сожаление. Инквизитор больше не делал попыток задержать меня, но выражение его лица смягчилось, а губы тронула лёгкая улыбка.
Я осторожно, но с гордо поднятой головой вернулась, и всё ещё избегая смотреть на инквизитора, села на место.
— А что вы предлагаете? — спросила и подняла глаза, встретив пытливый взгляд следователя. Шилдс внимательно изучал меня, словно бабочку под стеклом.
— Прошу меня ещё раз простить, но подобная проверка просто необходима. Я должен был убедиться, что Эдриксы не подослали вас шпионить.
В груди вспыхнуло пламя праведного гнева. Никто ранее так со мной не обращался. Не играл на эмоциях, желая увидеть, как далеко я смогу зайти.
— И как я должна была себя повести, если бы меня и впрямь подослали? — поджав губы, спросила я.
— Например, согласиться на любые жертвы.
— А может, я просто сделала бы это от отчаяния? Вы никогда не думали, что в моём положении больше нечего терять? И тем не менее я понимаю разницу между обманутой девушкой и той, которая с радостью приняла чужие условия, — я бросала обвинения в лицо инквизитора, смотря в его глаза, ставшие почти бесцветными и непроницаемыми. С таким же успехом я могла разговаривать с пустотой. Лишь в уголке рта Шилдса залегла вертикальная складка.
— Не думал, что вы даже теперь столь щепетильны в вопросах чести. Обычно тесное общение с Эдриксами заставляет женщин пересмотреть моральные принципы.
Перед моим внутренним взором всплыл образ Виктории. Она, возможно, до замужества тоже была строгих нравов, а теперь считала семейные оргии приятным дополнением к браку.