Игрушка для Магната

— Алина, я тогда тебе не рассказал, потому что… — он тянет, мнется, как будто не решается что-то сказать, но все же поднимает взгляд и говорит, глядя в глаза: — На тот момент я не знал тебя до конца и поэтому подумал, что ты подговорила людей, чтобы они написали каналу. Позже я понял, что это не так, но я уже и сам ушел с канала, ты знаешь, поэтому… поэтому не стал, не стал тебе говорить и обнадеживать.

Я вложил все свои силы, чтобы канал стал лучшим, и сейчас, глядя на рейтинги, я могу сказать, что он улучшил свои показатели.

— Я за тебя рада, Эрик, правда. И надеюсь, что твой канал…

— Он уже не мой, я ушел…

— Неважно, надеюсь, все, что ты делал там на протяжении нескольких месяцев, окупится сторицей. А я… не обижайся, но я должна подумать и о себе.

Эрик, наверное, чувствует себя виноватым, поэтому, сжав губы, произносит:

— Ну что, поехали? Сумочку твою, — указывает мне на поклажу в руках, — я взял, виновников торжества уже нет, можно ехать.

— Да, хорошо. Вызовешь такси или мне вызвать?

— Я, да, пойдем.

Он берет меня за руку и так крепко сжимает, что даже причиняет боль. Но не успела я об этом заикнуться, как он ослабил захват и теперь более непринужденно держит меня.

Мы проходим мимо пары Данияра и Дарины. Оба недовольные стоят рядом. И если Даня с нескрываемым раздражением смотрит на Эрика, то Дарина почему-то — на меня.

Некогда разбираться сейчас. Может, потом мне удастся поговорить с ней. Сначала я должна позаботиться о себе.

Такси уже нас ожидает, мы садимся, и я называю свой адрес. Эрик недоволен, но ничего не говорит, лишь держит меня за руку и не отпускает.

Надеюсь, он чувствует хоть каплю вины за то, что уволил меня… дважды!

Подъезжая к моему дому, Эрик вдруг неожиданно тянет меня к себе и целует в губы.

— Ты мне не расскажешь, что происходит в этой маленькой красивой головке? После встречи с таксистом ты ведешь себя отстраненно.

— Эрик, давай выйдем и на улице без свидетелей поговорим.

Он скашивает глаза на любопытного таксиста и, поняв меня, молча соглашается.

Анализируя его поведение, понимаю, что он чувствует себя виновным в моем отстранении. И вот такой Эрик — кроткий и милый — мне почему-то нравится больше, нежели беспардонный грубиян.

— Эрик, ты меня любишь? — гордо задрав голову, спрашиваю у него, когда мы уже стоим перед подъездом моего дома.

Мужчина, подозрительно прищурившись, отвечает вопросом на вопрос:

— Странный вопрос, учитывая, что пару часов назад я тебе в этом сам признался. Ты к чему ведешь?

— Этот месяц помог мне пережить некоторые жизненные трудности, я о многом размышляла: о себе, о тебе, — бью его по плечу, легонько, но показывая, что все же мне было больно и что я возмущена, — о своей работе, о своих мечтах. И единственный выход, который я нашла сегодня, — это продолжить заниматься своим любимым делом, то есть журналистикой. А так как ты считаешь, что это не мое…

— Я так не считаю! — эмоционально отрицает Эрик. — Я такого тебе никогда не говорил. Я просто… — возводит глаза в ночное небо, как будто пытается сформулировать мысль, — Алина, я лишь хотел сделать свой телеканал более успешным, вывести его на «первые кнопки» и из-за своих каких-то сексистских предрассудков решил, что такая красивая девушка, как ты, не может нести в массы новости о политике или кризисе. Ты не единственная, кого я уволил, поверь. И сейчас, анализируя все свои действия, я могу сказать, что женщин я уволил намного больше, нежели мужчин, хотя и их головы тоже полетели. Это я к чему? А к тому, что твое увольнение не отменяет твой профессионализма, а говорит лишь о том, что у твоего руководителя есть проблемы в понимании работоспособности женского пола против мужского. И он твердо убежден, что слабый пол проигрывает в этом поединке.

Смотрю, как его съедает чувство вины, и в какой-то степени рада, что он умеет сожалеть о своих необдуманных, импульсивных поступках.

— А еще, черт! — Эрик отворачивается от меня, делая пару шагов прочь.

Что это с ним? Что за реакция?

— Алина, когда ты спасла меня тогда, — тихо начинает он свою исповедь, — я был уверен, что это все подстава. Ну не может хрупкая блондинка, рискуя своей жизнью, спасать простого мужчину, если, конечно, она не знает, что он богат. Когда очнулся в больнице, все казалось подозрительным, ведь последнее, что я помню, — как возвращался из Европы, чтобы принять на себя полномочия гендиректора. Отец хотел в кругу семьи подписать бумаги, а после на собрании акционеров их предоставить. Но все пошло совсем не так, как мы планировали. В меня врезалась тачка, из нее вышли двое мужчин, они подошли ко мне с извинениями, а после — пустота. Очнулся, а передо мной красотка распинается, что меня похитили, а она меня спасла. Ну, Алина, — Эрик наконец поворачивается ко мне и берет за руку, — посмотри на это со стороны, разве не выглядит все это подозрительным?

Пожимаю плечами.

— Не знаю, возможно…