Игрушка для негодяя

Куда пойти? У кого помощи просить? Кидаться к прохожим, пугать родственников, которые, как и я, люди скромные, маленькие и беспомощные? Нет у меня серьезных связей, облеченных властью знакомых или родственников, которые смогут выступить против несправедливости.

Как жутко. До холодной испарины между лопаток. Я одна, и за моей спиной нет никого сильного, страшного и опасного, а сама я слабая и испуганная. И еще я клиническая дура, потому что держу путь на автовокзал.

Паспорт с собой, остатки зарплаты с карточки сняты. На поезд не сяду, потому что смогут отследить по личным данным в билете, поэтому сяду на автобус и свалю в закат. Ладно, не в закат, а в глухую деревню. Еще не знаю в какую, но на месте разберусь.

— Куда? — щекастая тетка с рыжей химией на голове чавкает жвачкой.

— Куда-нибудь, где меня не найдут, — тихо шепчу я.

— Ясно, — причмокивает она. — От мужа бежишь?

— Ну, — я сглатываю, — типа того.

— До Владимира, а оттуда, деточка, в Пеньки, — клацает по клавиатуре пальцами с длинными и красными когтями. — Та еще дыра.

В Пеньки так в Пеньки. Я ведь умная женщина, а сесть и подумать не соизволю. Я же могу попасть в такую передрягу, что Родион с его платьями и бельем покажется мне ангелом во плоти, но быть его гостьей-тире-пленницей не хочу. Пусть ищет другую, посговорчивее. Я же сбегу. От него, от себя и низменных желаний в Пеньки. Черт его знает, что меня ждет, но пятая точка просто требует приключений.

В автобусе меня немного отпускает. Рядом сидит благожелательный старичок с седыми усами и называет меня красавицей. Я вежливо улыбаюсь, но не вступаю в диалог и не раскрываю, зачем мне во Владимир и почему я налегке. Я же в бега ударилась и нельзя ни с кем вести беседы.

Автобус останавливается, и я выныриваю из дремоты. Пассажиры обеспокоены, а в салон вваливается Алекс и шипит на испуганного водителя:

— Не кипишуй. Я мадаму одну заберу.

И смотрит на меня.

— Нет! — рявкаю я.

— Да.

Меня тащат к дверям. Я вырываюсь, кричу и прошу о помощи, но никто не вступается за меня. Старичок, который льстил мне витиеватыми комплиментами час назад, выглядывает в окно и говорит:

— Бандиты, что ли, какие?

— Они самые!

— А вот это обидно, — вздыхает Алекс и выволакивает меня на обочину.

Дорогу автобусу перегородили два черных внедорожника, возле которых трутся трое угрюмых ребят.

— Один со мной не справился бы? — выворачиваюсь из рук Алекса и толкаю его в грудь. — Дружков притащил?

— А они для антуража, — обнажает зубы в улыбке и указывает на приземистого мужичка с черными очками на носу, — а этот пас тебя всю дорогу.

Тот с приветствием опускает очки и подмигивает.

— Ну, помогли тебе в полиции?

— Нет! Не помогли! — в отчаянии повышаю голос до визга. — Мне бабуськи помешали!

— Зато заявление о трех горшках герани приняли, — Алекс цедит каждое слово мне в лицо. — Быстро в машину. В Пеньки она собралась!

— Я не хочу возвращаться, — отступаю от него на несколько мелких шажочков. — Родион же… Что он со мной сделает?

— На расчлененку не надейся, — он вытаскивает из кармана пластиковые хомуты. — Я готов утолить чужое любопытство и связать тебя на глазах зевак, но давай обойдемся без этого?

А пассажиры прямо прилипли к окнам и ждут развития событий с открытыми ртами. Бессовестные! Смахиваю со лба локон и с истеричным смешком ковыляю к одному из внедорожников.

— Яна, — окликает Алекс и когда я оборачиваюсь, кидает в меня черным мешком. — Ничего не забыла?

Уже в машине, натянув на голову мешок, понимаю, что не отказалась бы от мороженого, и это плохой признак. Я его ем редко: в моменты, когда хочется удавиться и света белого не видеть.

Глава 9. Великодушие негодяя

Нахожу ведерко мороженого в морозилке огромного холодильника. Поглаживаю пальцами матовый черный пластик, пробегаюсь по золотым буквам, которые обещают мне минуты сладкого наслаждения и дрожащими руками достаю ложку из ящика.

Родион даже не удосужился встретить меня, когда я злая и растрепанная выползла из машины и крикнула, что ненавижу его и чтоб он, подлец, бородой своей поперхнулся. Без ронятия, как ему это удастся, но пусть уж постарается.

Он прекрасно знал, что никуда я не сбегу и играл нечестно. За мной все время по пятам ходил один из его прихвостней, а я, дубовая голова, даже по сторонам не смотрела. Я же поверила, что он дал мне шанс сбежать, а он взял и обманул. Мужикам совсем веры нет.

— Ненавижу, — повторяю шепотом и вскрываю ведро с гримасой ярости. — Меня же в Пеньках ждет светлое будущее. Я бы там в сарае каком-нибудь переночевала.

Откидываю крышку в сторону. Ко всему прочему Алекс забрал у меня паспорт. Я попыталась воззвать к совести, но он сказал, что ему не за совесть платят. Я спросила сколько, а он промолчал, и мне теперь очень любопытно, за какую сумму он продал душу Родиону.