А вдруг он обманет? Что, если это все — только часть чьей-то чужой игры, в которой мне снова предстоит быть только пешкой?
— Ты — моя дочь, Вероника. Верь мне, я помогу, — заключает Калинин. — Тебе пора возвращаться. Одаевский не должен заподозрить неладное.
Киваю. Он прав. Я должна взять себя в руки и изобразить беззаботность и хорошее настроение.
Выхожу из комнаты и возвращаюсь к столу, нацепив на лицо свою самую обворожительную улыбку. Одаевский заключил в капкан своих рук мою ладонь, стоило мне присесть на стул.
— Все хорошо? — прошептал мне в ухо.
— Угу, — и я даже смогла улыбнуться и посмотреть ему в глаза.
«Одаевский не должен ничего заподозрить», — звучит в ушах отголоском разговора голос Калинина.
Несмотря на решение, которое я приму, Одаевский ничего не должен знать о моем разговоре с Калининым.
Весь вечер я изображаю из себя счастливую невесту, не переставая ощущать взгляд Калинина, которой жжет мне спину. И который не дает забыть обо всем, что было сказано.
Украдкой поглядываю на Одаевского. Сейчас он не похож на наглеца, способного быть жестоким. Но я еще не забыла, что именно он отнял у меня все. И именно этот мужчина, который смотрит на меня с такой нежностью во взгляде, когда-то запер меня в своем особняке и изнасиловал. И он не похож на того, кто хоть в чем-то раскаивается.
Калинин предлагает побег. Почему-то я сразу поверила в то, что он сможет устроить все так, чтобы Одаевский меня никогда не нашел.
Но стоит ли мне доверять ему?
После ужина, когда мы возвращаемся в особняк, Одаевский всю дорогу прижимает меня к себе. А я, вот дурочка! чувствую себя счастливой и самой желанной. Будто Шакал способен любить?!
И все это было бы романтичной идиллией, которую так любят все женщины, без исключения. Да только слова Калинина все не выходят у меня из головы.
— Очень устала? — спрашивает Одаевский.
Такая заботливость, не свойственная этому сильному мужчине, в последнее время стала моей постоянной спутницей. Кажется, мужчина полностью переменился. Или нет? Может, мне просто хочется так думать?
— Немного, — отвечаю тихо.
— Можешь поспать, пока мы едем, — говорит Одаевский, пристраивая мою голову на своем плече.
— Нет, не хочу.
Поворачиваю голову. Чтобы заглянуть в глаза мужчине. Черные омуты фиксируются на моем лице. В них столько нежности, что даже я, со всем скептицизмом, на который способна, не могу отмахнуться и не признать, что Одаевский заботится обо мне совершенно искренне.
Только где-то, глубоко внутри, по-прежнему точит противный червячок, все время напоминающий мне кто я. Вероника Аралова, наследница одного из самых богатых и влиятельных людей в стране.
— Марк, — говорю, набравшись смелости. Мне нужно знать, нужно спросить напрямик. — Я хочу съездить в офис моего отца. Я имею на это право.
Лицо Одаевского превратилось в каменную маску, по нему пробежала тень. Мужчина шумно выдохнул, потирая лоб рукой.
— Зачем тебе это? — спрашивает, уже не глядя в мою сторону.
— Затем, что я не могу быть все время комнатной игрушкой! — вырывается у меня. — Это и мой холдинг, я хочу вести дела.
— Послушай, — говорит Одаевский, повернувшись ко мне лицом. — Бизнес — это не цветочки по утрам. А ты заслуживаешь цветов и того, чтобы тебя баловали, принцесса. Думаешь, кто-то станет баловать тебя на совете директоров?
— Я не хрустальная, не нужно меня оберегать, — железный аргумент, от которого Одаевского передернуло.
— Не нужно оберегать? — шипит Одаевский, наклонившись к уху. — Ты забыла, принцесса, как еще недавно тебя хотели убить?
— Но больше никто не хочет меня убивать!
— Пока ты под моей защитой, никто не осмелится, — выкидывает Одаевский свой железный аргумент. И на этом аргументе держатся все наши отношения.
— Ты просто не хочешь поверить в меня! — выпаливаю обиженно, скрестив руки на груди.
— А ты — капризная принцесса, которая сама не понимает, о чем просит!
— Не называй меня так!
— Я буду называть тебя так, как посчитаю нужным!
Наши взгляды встретились, скрестившись в безжалостной немой перепалке. И ни одна из сторон не желает уступать. Как обычно. Этот мужчина не пробиваем! Хорошо, что мы уже приехали, и мне не нужно оставаться с ним в сжатом пространстве автомобиля.
Выхожу из машины и иду в дом. А куда еще? Мой маршрут продуман Одаевским, стоит повернуть не туда, и охрана быстро вернет меня на место.
Одаевский догоняет меня уже в спальне. Он подходит сзади и пеленает меня руками.
— Пусти! — дергаюсь, пытаясь вырваться.
— Нет, принцесса, — шепчет мужчина зло мне в ухо, — ты не сбежишь. Ты — моя! Плевать на твои капризы!
Изворачиваюсь, чтобы залепить ему пощечину. Но мужчина ловко перехватывает мою руку, не давая нанести удар. Подхватив под ягодицы, он резко бросает меня на кровать и тут же наваливается сверху. Как всегда, во время наших ссор, он оказывается сильнее. И, как всегда, мне было невероятно хорошо этой ночью. Настолько, что я забыла обо всем, захлебываясь собственными стонами.
Так же, как и всегда, мы заснули уставшие и удовлетворенные, в объятиях друг друга. И я проспала до утра, проснувшись, как от толчка, от мысли: «Калинин!»