Игрушка из грязных трущоб

Я даже не заметила, как закричала. Не в уме, а в голос. Причём, очень даже громко. В начале коридора послышался звучный топот, дополняемый хриплыми голосами. Я запаниковала, отчего сердце забилось в тысячу раз быстрее. Слёзы новой порцией ударили по глазам. Если поймают, мне больше не выдержать страшных пыток.

Последний шанс! Всё-таки, я попробую сбежать. Ведь у меня нет другого выхода.

Не думая более, я подбегаю к окну, с силой толкаю створки. Прохладный осенний ветер врезается в лицо, а огромная полная луна слепит глаза.

Я полна решимости. Но мне очень страшно. Страх быть искалеченной куда более ужасней, чем один прыжок в неизвестность.

Смахиваю слёзы с опухших век, забираюсь на подоконник. Под голыми пятками я ощущая холодную оконную опору. Оказывается, холод облегчает боль. Я смотрю на бархатное небо, усыпанное мелкой алмазной крошкой, и протягиваю правую ногу в бесконечность, наблюдая за тем, как там, внизу, в полной мгле, шумят деревья, разбрасываясь вялой листвой. Высота приличная… Но может быть получится допрыгнуть до дерева?

Я убираю руки с рам, за которые придерживаюсь, балансируя на одной ноге, и всматриваюсь в чёрную бездну. Погода ликует вместе со мной. Буквально за считанные секунды безоблачное небо обволакивается чёрной дымкой, а на деревья обрушивается шквал ветра. Чёрт. Как же страшно.

Я всё ещё продолжаю балансировать и понимаю, что прыгнуть вниз – глупая затея для побега. Но что же тогда делать?

– МИЛАНА! – отчаянный вопль Дамира больно бьёт по ушам, – ОСТАНОВИСЬ!!! Какого хера? Поиграть вздумала?

Мужчина стоит в нескольких шагах от окна, вытянув руки вперёд, жестом приказывая остановиться и спуститься с подоконника. Будто на полном серьёзе за меня, жалкую, боится.

– Не стоит, Дамир! – с губ срывается истерический смешок, – Купишь себе новую безделушку… Любую, какую только твоя чёрная душа пожелает!

А я продолжаю игру, испытывая его чувства на жалость.

Есть ли она у него вообще? Сейчас проверим.

Да! У меня не остается иного выбора, как вступить с монстром в игру. Чтобы он сжалился. Чтобы покаялся и признался, что был не прав. Я хочу видеть отчаяние в его глазах, хочу видеть страх потерять любимое и единственное.

– Прекрати… – тембр его некогда черствого голоса заметно смягчается. – Спускайся. Обещаю не наказывать.

Кажется, беспросветный омут его угольных глаз озаряется мощной вспышкой искреннего беспокойства. Меня это цепляет. Присвистывая, словно подзывая верную собачонку, Дамир медленно приближается. В его руке, уже во всей своей страшной красе сверкает ненавистная цепь для ошейника.

Ноги дрожат, а тело – будто парит в невесомости, покачиваясь в разные стороны. Я должна хотя бы попытаться пробудить в нем чувства отчаяния и боязнь за меня. Если он действительно любит…

Он ведь играл со мной. Там, на пиршестве. И, своим жестоким поведением, наказывал за ошибки. Но на самом деле, в глубине души, он любит! Я это знаю… Ему тяжело выпустить истинную любовь на свободу! Она прячется. В холодной, толстой, непробиваемой броне.

Я продолжаю играть, потому что хочу услышать заветные слова:

«Не надо, Милана! Я люблю тебя!»

Делаю глубокий вдох. Голос дрожит.

– Прости, Дамир. Но я… не твоя игрушка.

Лицо мужчины искажается страхом. Мне этого достаточно.

Чтобы отступить. Сделать шаг назад. Снова упасть в его плен!

Но… что-то идет не так.

Сильный порыв ветра. Резкий толчок. Нога невольно подворачивается, я теряю равновесие.

– НЕТ!

Его гортанный вопль эхом врезается в сознание, а холодные пальцы едва-едва успевают коснуться моей лодыжки, пытаясь предотвратить падение.

Поздно, Дамир. Слишком поздно.

Три секунды… боль… удар.

И вечная, бездонная мгла, плотной дымкой пленившая сознание.

Глава 19

Как странно, но я вижу свет. Хоть и слабый, но очень ясный, как белое солнце в пустыне. В глазах пелена, в горле сухость, а окружающая действительность размыта странным туманом.

Кажется, я вижу лицо. Непродолжительное мгновение, картинка восстанавливается.

ЧТО? Дамир?

– Милана… – голос мужчины звучит так, словно эхо в пещере.

Отдалённо, но весьма трепетно. Каждый звук, каждое малейшее движение даётся мне с небывалым трудом.

Делаю глубокий вдох, пробую сказать:

– У-уходи…

Пытаюсь отвернуться и убедить сознание, что всё, что я вижу – лишь мираж. Я умерла. Хотя, какой мираж, когда я до сих пор чувствую адскую боль во всем теле. Особенно в голове и в ноге.

Отчётливо вижу свои руки, ноги и белого, как снег, Дамира. Который… который меня за руку держит и, судя по всему, стоит на коленях возле кровати.

– Очнулась? – тихонько шепчет.

– Г-где я? – давлюсь каждым звуком.

Как же больно. И говорить, и даже дышать тяжело.

– В больничном крыле. Тебе повезло. Если бы не дерево… Вряд ли бы ты выжила. – Неожиданно его ладонь падает на мою скулу, действуя на саднящую кожу как обезболивающее, выбивая из осипшего горла стон облегчения. Или… обречения.

Ведь только что я осознала, что я осталась жива.

– Милана… – мысли прерываются печальным мужским стоном. – Что же ты наделала, глупая Игрушка.

На глазах наворачиваются слёзы. Не хочу его больше видеть.