Игрушка из грязных трущоб

После того, как моё сердце остановилось, окружающий мир поглотила бездна. Эти чудовищные воспоминания я помню так ясно, как и смерть Миланы. А ещё, я отчётливо помню то проклятое место, куда мою душу буквально на несколько минут затянуло. Высшие силы таким вот поучительным образом решили показать мне, что бывает с грешниками и какая участь их ждёт в самом сердце ада. Но черт подери, после того, как моей любимой малышки не стало, я будто заново родился, осмыслив, что я живу неправильно.

Я готов был принять наказание, как вдруг меня снова вытолкнуло в привычный мир, а грозный голос свыше, сказал, что мне ещё рано. Что я должен исправить свои грехи. И сейчас, я бы всё отдал. Абсолютно. Своё чёрное сердце, свою гнилую душу, свою нерушимую власть, свои безлимитные богатства… за возможность отмотать время назад, за возможность исправить непростительные ошибки. Дело не в матери, а во мне лично. Только сейчас я понял, что моё уродство – своего рода испытание, с которым я, к великому огорчению, не справился. Ведь при желании, можно и звезду с неба достать. Я вот достал… но удержать не сумел. Упустил. Разбил. Уничтожил. Мою Милану. Ту единственную, которая разглядела во мне совершенно иного человека, а не жуткого монстра, несмотря на страшное уродство.

Всю жизнь, с момента первых унижений со стороны девушек, я дышал сплошной ненавистью. Понимая, что в голове пульсировали задатки чокнутой мамочки, но я бы смог с этим справиться. Если бы захотел. Если бы ещё раньше прочувствовал силу любви, повстречав Милану. Ещё тогда, на фотографии, когда впервые увидел моего хрупкого ангела. Но я не послушал светлую сторону внутреннего «Я», отдавшись тёмной. За что, в данный момент, возненавидел себя ещё больше. Правда теперь, очнувшись после показательного путешествия в загробный мир, я проснулся совершенно иным человеком. И вместо того, чтоб прикончить себя снова, решил попытаться хотя бы немного исправить ошибки прошлого. Так, как когда-то хотела Милана. И в честь этой девушки я решился на сумасшедший поступок – превратить остров страданий, в процветающий рай.

Да. Так, как хотела Милана. Точнее, мечтала.

Я решил уничтожить трущобы, испепелить плантации, разрушить ювелирные заводы, превратив эту грязь в совершенный оазис, для нуждающихся и для сбившихся в пути людей.

Почему? И как я на такое решился?

Очень просто… Любовь меняет людей. И это чувство, сильнее всего на свете. Особенно, сильнее любой самой неизлечимой болезни. Вроде той, которой я был обречённо болен. С самого рождения.

* * *

Во время клинической смерти всякое случается. Не знаю, что конкретно значило моё спонтанное путешествие в ад, но кажется, будто видения ощущались так отчётливо, как самая настоящая реальность. Всё, что я запомнил – невыносимая, испепеляющая духота, мучительные вопли и крики грешников, страшные рожи бесов и огромные бурлящие лавой котлы, в которых, закованные в кандалах, плескались провинившиеся души. В Преисподней наказания осуществлялись таким образом: некоторые пленники тяжко работали, подбрасывая уголь в печи, остальные же – до костей варились в котлах, которые до самых краёв были заполненные кипящей магмой. Затем, грешники менялись. А после того, как умирали, возрождались снова и снова. Так повторялось вечную вечность.

Я также должен был занять место в одном из кипящих котлов, но что-то пошло не так… Неожиданно, страшная жаровня, вместе со всем её обитателями, растворилась в темноте, а вместо неё я ощутил резкую боль в области сердца, после которой снова начал дышал.

* * *

– Господин! Господин! Вы меня слышите? Понимаете? О, хвала небесам, вы очнулись! Это чудо… Боже! Невероятно… Невозможно! Вы живы!

Я узнал этот голос, но пока не мог отчётливо рассмотреть его обладателя, так как глаза ещё не привыкли к относительно яркому свету.

– Завир… Не кричи т-ты так! Г-голова болит… – я попытался присесть, но тело, словно с тонну весело. К тому же, сердце как-то странно покалывало.

– Хорошо, хорошо, мой Господин! Я сейчас! Позову главного кардиолога и мигом вернусь, – Завир пулей выскочил за дверь. Спустя минуту, в комнату ввалилась целая армия незнакомых особ, облачённых в белые халаты.

Когда я немного оклемался после продолжительного сна, меня избавили от приборов жизнеобеспечения, благодаря которым было невыносимо трудно разговаривать и, тем более, двигаться.

Ко мне вернулась память. Мне стало дурно. Больно. И невыносимо грустно. Я ведь ломал Милану не только физически, но и морально. Больше всего на свете я любил унижать словами. Особенно девушек. Моя душа страдала с самого детства, превратившись в один сплошной и чёрный сгусток ненависти, вспоминая былые травмы, когда благодаря моей ужасной внешности, любая девчонка, абсолютно любая, вытирала об меня ноги, смешивая с навозом.

* * *

– Как ваше имя? – спросил усатый старичок, склонившись над моей кроватью. – Помните?

– Дамир, – сухо ответил, глядя в идеально белый потолок немигающим взглядом.