Рустам быстро застёгивает оставшиеся пуговицы и целует меня в лоб.
— Не трясись от страха. Всё будет хорошо.
— Дом охраняется?
— Я не тащил с собой целую свиту, — отвечает с лёгкой усмешкой. — Но тебе не о чем переживать.
Господи… Как это не о чем переживать?
Возможно, папа отправил за нами по следу одного или нескольких дуболомов из числа своих людей. Я знаю отца совсем немного, но уверена, что он подумал о численном перевесе.
Но Рустам отшучивается, ведя меня вниз по лестнице.
Он всегда отшучивается и прячется за броню, вросшую в него намертво.
— Я могу тебе сейчас помочь?
— Конечно, — отпирает дверь в самом конце тупикового коридора на первом этаже. — Ты спустишься, запрёшься и будешь сидеть, как мышка. Пока я к тебе не приду. Хорошо?
Рустам поторапливает меня. Время на исходе. За дверью есть ещё одна, за которой скрывается лестница, ведущая вниз, в подвал.
— Запрись изнутри. Сиди здесь. Пока я не приду за тобой. Я постучу вот так…
Тук-тук-тук.
— Запомнила?!
Я киваю. Но по правде, я не запомнила ничего, гораздо громче стучит перепуганное сердце. Во рту пересыхает, а чёрная, яростная решимость в глазах Рустама по-настоящему пугает.
Он пойдёт до конца, понимаю я. А я не хочу, чтобы всё заканчивалось так печально. Хочу, чтобы впереди было много всего — не только ночей, но и дней тоже. Может быть, тогда хватит смелости признаться, как сильно мы нужны друг другу.
— Сиди здесь. Всё будет хорошо. Я приду, — и закрывает дверь.
Нужно запереться изнутри. Пальцы плохо слушаются. Но я делаю это и сажусь на пол возле двери, оглядывая просторное помещение, служащее чем-то вроде склада: повсюду коробки с приклеенными надписями о том, что содержится внутри каждой коробки.
От пола тянет холодом, от которого стынут пальцы. Я окончательно просыпаюсь и встаю, проходя вдоль ряда вещей. В дальнем углу аккуратно сложены стулья, есть кожаный диван и другая старая мебель.
Мне остаётся делать только одно — ждать. Ожидание выматывает, а страх не позволяет вздохнуть свободно. Словно кто-то держит мои лёгкие в кулаке, контролируя процесс.
Я прислушиваюсь к тому, что происходит наверху, но пока царит тишина, от которой каждый вздох кажется чересчур громким и опасным. Я не успела взять с собой телефон и понятия не имею, сколько прошло времени.
От безделья я начинаю ходить вдоль ряда коробок и мебели, пытаясь понять хозяев по оставленным здесь вещам.
Останавливаюсь напротив корзины с клюшками для гольфа и наугад вытягивая одну из них. Никогда не понимала этот спорт. Но для богачей, наверное, покажется непристойным отсутствие одного из атрибутов толстого кошелька и высокого уровня жизни.
Чтобы отвлечься от сумрачных мыслей, я размахиваюсь клюшкой, и… в этот момент дом погружается в темноту.
Глава 24
Анжела
Вдох. Выдох.
Я так и стою на месте, глупо держа клюшку высоко над головой. Потом опускаю руки и пытаюсь разглядеть хоть что-то в кромешной темноте.
Прислушиваюсь…
Тихо.
Пока тихо. Я пытаюсь сориентироваться, в какой части подвала я сейчас стою. В одной из коробок я видела небольшой ночник, работающий от батареек. Приходится передвигаться на ощупь, а клюшка служить чем-то вроде трости для слепого.
Я долго брожу и кружу по подвалу, прежде чем нахожу ту самую коробку. Включаю ночник. Его света едва хватает, чтобы рассеять тьму на расстоянии пары десятков сантиметров.
Но даже этого света хватает, чтобы мне стало немного спокойнее.
По внутренним ощущениям прошло больше часа с момента, как я очутилась в подвале. Но доверять внутреннему хронометру в условиях полной темноты — не самое надёжное средство.
Я подхожу к двери, ведущей из подвала, и прислушиваюсь.
Кажется, тихо и ничего не происходит. Почему же Рустам не приходит за мной?
И словно в опровержение моих слов доносятся звуки борьбы и стрельбы.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Это точно отец… Он прислал за мной своих людей!
Наверняка и сам тоже находится здесь.
Я стою возле двери и вздрагиваю от каждого звука. В подвал проникает лишь эхо, и я пытаюсь не рисовать в воображении пугающие картины.
Но они сами проникают в подкорку, вызывая оцепенение и острые мурашки паники, от которой даже волосы на затылке начинают шевелиться.
Вдруг Тихонов пристрелит Рустама?
Я не могу этого допустить… Мы сказали друг другу много обидных слов, но я всё равно влюблена в этого мужчину, теперь уже считающегося моим мужем.
Снова грохот. Уже так близко…
Сглатываю ком страха, противный, липкий мороз малодушия заковывает тело в плотный панцирь.
Я всегда была трусихой. Трушу и сейчас, но если есть хотя бы малейший шанс, чтобы вмешаться и не дать совершиться убийству, я должна его использовать.
Пальцы соскальзывают, когда я открываю засовы один за другим. В доме царит такая же темнота, как и в подвале. Я крадусь по коридору, изо всех сил сжимая пальцами клюшку для гольфа.
Выглядываю из-за угла в коридор. В просторной гостиной намного светлее из-за естественного лунного света.
Внезапно вижу, как впереди скользит тёмная мужская фигура.
Это точно не Рустам. Рустама я узнаю сразу по едва заметным контурам тела.