Игрушка (СИ)

335 "Трудно, но возможно. У человечества есть вечные общезначимые истины. Так вот, необходимость передела нужно ввести в сознание людей как одну из таких вечных и общезначимых истин. То есть обогатить этой идеей его (человечества) идеальный мир. Мы же дуалисты. Впрочем, мы сейчас спросим нашего психолога. А, Олег Павлович, что может сказать психология по данному вопросу?"

Для Каретникова вопрос Оксаны прозвучал неожиданно. Но, так как между ними уже образовалась какая-то связывающая их ниточка взаимопонимания и взаимодоверия, то неожиданность вопроса не помешала учёному быстро сообразить: что ответить девушке. Он почти ласково взглянул на неё и заговорил:

"В психологии есть два понятия "внушаемость" от слова "внушение" и "убеждаемость" от слова "убеждение". Я думаю, что нам нужно делать и то, и другое, то есть и внушать, и убеждать. Люди внушаемые это, обычно, слабые, неуверенные в себе субъекты с повышенной эмоциональностью; у них слабо развито логическое мышление. Таких людей в нашей стране большинство так как религиозную веру большевики истребили, а заменили вождизмом. В Сталина все уверовали. Вождизм меньше уверенности в жизни даёт, тем более, что все эти, по новому уверовавшие, понимают - вождь смертен, как и они. Однако, следует учитывать, что каждый человек в определённых ситуациях в какой-то степени может оказаться внушаемым. Другое дело убеждение и убеждённость. Таких людей в стране относительно не много, но они активны (пассионарны, если применить новый термин, введённый Львом Гумилёвым). Убеждённых коммунистов очень мало и они находятся в низах. Убеждённые карьеристы в численном отношении преобладают в руководящих органах страны. Отсюда следует, что, прежде 336всего, в своё время, нам придётся переубеждать их. Если верхнюю ступеньку иерархической лестницы займёт наш человек, - и Каретников взглянул на Ивана, - то такие люди быстро переубедятся. Но не те, конечно, которые замешаны в преступлениях и боятся ответственности. Те будут сражаться за свою свободу до конца. Свободу в прямом смысле слова, ибо они могут оказаться за решёткой, как только потеряют власть; и они это понимают.

Ну, вобщем, нам будут противостоять критицизм, нигилизм, скептицизм и трусость преступника перед ответственностью. О лени, трусости вообще, невежестве, алогичности и прочих отрицательных качествах души человеческой я не говорю - это само собой разумеется".

"Спасибо, Олег Павлович, очень обстоятельный ответ",- похвалила учёного Оксана. Затем перевела взгляд на Ивана и обратилась к нему, почему-то перейдя на официальный тон:

"Иван Олегович, вам есть ещё что сказать по теме вашего доклада?"

"Сказать есть что. И очень много чего. Исчерпать такую тему в одном заседании невозможно, поэтому на сегодня я закончу, обратив внимание слушателей ещё на одну сторону толстовской этики. Вот он пишет: - Иван наклонился над своей раскрытой тетрадью, лежащей на столе, и прочёл: - "Нельзя насилием устраивать жизнь других людей.

Не может быть счастья, приобретённого в ущерб счастью других.

Насилие должно быть заменено любовью.

Всё, что человечество сотворило, используя рабский труд - всё тлен и этим нечего гордиться. Нужно чтобы материальные ценности творили свободно свободные люди, а не рабы".

Найдёнов оживился:

337 "В своё время мне, на катере, пришлось пройти по Беломорскому каналу. Папиросы "Беломорканал" в честь его названы. Так вот, тогда я и узнал, что его полностью строили заключённые. Выходит, гордиться нам этой постройкой непристало?"

"По Беломорканалу теперь ходят суда, - включился в разговор Пётр Александрович. - Некоторые из них построены на моём заводе. В конце тридцатых годов мы сделали серию судов класса "река-море". Как же мне теперь относиться к этому сооружению и к тому, что и я косвенно, но приложил руку к его строительству?"

"Мы просто должны помнить, что на строительстве этого сооружения за два года умерло 200 тысяч человек. А построено ими было много чего. Одних шлюзов 19 штук", - сказав это, Найдёнов встал со стула и подошёл к окну. Оксане показалось, что таким способом он скрыл от присутствующих слёзы, навернувшиеся у него на глаза. По всей видимости, Иван тоже это заметил и чтобы разрядить обстановку, быстро заговорил:

"Хотим мы этого или не хотим, но пользоваться тем, что сделали сталинские рабы, нам придётся. Истлеет Беломорканал или нет - неизвестно. Если будет не нужен - истлеет, но он нужен и потому поддерживается в рабочем состоянии. Сейчас на нём только одной обслуги несколько десятков тысяч. И всё-таки Толстой к нам обращается - к своим потомкам. И мы должны понять, что никакой плод человеческого труда не стоит жизней человеческих. Китайцы - вон, свою "Великую" стену на костях построили... Да и Россия... Возможно дом, в котором мы сейчас находимся, тоже на костях стоит. Пётр же не мало народу на этих болотах положил".