Игрушки для императоров 2. Иллюзия выбора

Третья и четвёртая машины вынырнули с небольшим запозданием — тяжёлые броневики есть тяжёлые броневики. И, вынырнув, успели сбросить скорость, сгруппироваться, развернуться боками в стороны, видно, надеясь принять бой. Но те, кто сидел в засаде в монтажных пролётах тоннеля своё дело знали и не оставили бандитам ни единого шанса — к броневикам понеслись сразу пять ракет, после чего засияли фиолетовые вспышки деструкторов. Выжить также не удалось никому, от планетолётов остались одни обугленные остовы.

— Сиди.

Люк «Эсперансы» открылся, Катарина вылезла наружу. Из ближайшей ниши в нашу сторону вышла фигура в боевом штурмовом доспехе сине-чёрного цвета с ярким жёлтым орлом на рукаве. «Департамент безопасности», я оказался не прав. Но почему?

Подойдя почти вплотную к Катарине, боец разгерметизировал доспех и приподнял забрало шлема, правда, лица его я всё равно не увидел. Они перебросились парой слов, затем отдали друг другу честь, после чего развернулись, и каждый пошёл к своим. Боец на ходу жестами показывал что-то людям в такой же чёрно-синей форме, вышедшим из укрытий и взявших в кольцо то, что осталось от броневиков. По его жестам было понятно, это аналог слова «сворачиваемся». Катарина села на место, люк поехал вниз.

— Кто это? — не выдержал я.

Она сначала не хотела отвечать, спустив дело на тормозах. Но, подумав, всё же произнесла:

— «Нулевой отдел». Особое подразделение департамента, подчиняется только её высочеству. Союзники.

«Угу, а ещё часть службы безопасности клана Веласкес, одно из отделений» — добавил внутренний голос.

— Это которых из смертников набирают? — усмехнулся я, за что был награжден ледяным взглядом.

— Официально их не существует. И мне хотелось бы, Хуан, чтобы так и было дальше. Вопросы?

Вопросов не было.

* * *

— Ты ешь, ешь, не отвлекайся…

Я сидел и наяривал, приканчивая подряд вторую порцию обеда. Катарина сидела напротив, сложив руки на груди, и получала удовольствие от зрелища голодного меня. Персонал и посетители кафешки, в которой мы «приземлились», поглядывали на нас с интересом и лёгким недоумением, вызванным экзотической формой спутницы и её окровавленным рукавом. Но вели себя чинно, пальцами не тыкали.

После расстрела преследователей ничего интересного не произошло. Мы вновь «погрузились» в магнитку, проехав несколько кварталов «вынырнули», сменили машину. Приметная красавица «Эсперанса» осталась на платной парковке, мы же помчались дальше на древнем тарантасе купольного класса стандартного серо-стального цвета. Попетляв ещё с пару часов, но, так и не обнаружив следов преследования, успокоились, припарковались возле небольшой, но уютной на вид кафешки, где я с подачи Катарины занялся тем, чего не делал последние дня три. Нормально, по-человечески, ел. Ибо дрянь, которую давали в тюрьме, едой назвать язык не поворачивался. Да и условия принятия пищи там… Явно не предел мечтаний.

Наконец, вторая порция показала дно. Я с неохотой отставил тарелку, придвигая чашку ароматного натурального кофе, и вопросительно поднял глаза на спутницу.

— Теперь слушаю.

Она рассеянно пожала плечами.

— Вообще-то, я тебе уже всё сказала. Нового ничего добавить не могу, только уточнить подробности. Спрашивай, что именно тебе интересно?

Я задумался. Только сейчас, сидя здесь, понял, что мне не нравилось во всей этой истории, начиная с момента, когда увидел её в допросной. Я подсознательно чувствовал, что-то не так, но понять, что, не мог. И лишь теперь, когда нервная дрожь отпустила, а организм насытился, мозги заработали.

Ложь. Правда и ложь. Я не знаю, что есть что в её словах.

Когда тебе говорят, что твоя любимая футбольная команда проиграла принципиальному сопернику, ты не веришь, входишь в новостную сеть и проверяешь, так ли это. Это может быть любая новость — политика, культура, погода в Сан-Паулу — важно, чтобы человек, сообщивший её тебе, потенциально мог соврать. Это главный критерий, по которому ты судишь. Ты проверяешь, существует ли иная точка зрения на проблему, сопоставляешь факты, принимаешь решение, доверять или нет.

В тюрьме я знал, что комиссар искусно переплетает ложь и правду, и каждое его слово рассматривал сквозь призму потенциальной лжи. Её слова я не могу проверить, как и слова комиссара, но, в отличие от того лощёного типа, каждое её слово принимаю за истину последней инстанции. Почему?

Она вытащила меня, спасла от продажных мордоворотов правоохранительной системы, от бандитов, оторвавшись от погони… Но преследует она СВОИ интересы, а не мои. Она делает то, что выгодно её долбанному корпусу, и плевать, что чувствует паренёк по имени Хуан Шимановский.

Вот главный момент, который я в спешке упустил из виду, подавленный эффектом дерзкого убийства Феликса Сантьяго и последующими событиями. Я не могу увидеть другую точку зрения, мне не у кого спросить о ней, но предположить, что не всё, сказанное ею, правда, был обязан. А я не предположил.