Игрушки для императоров 2. Иллюзия выбора

Мы вновь взмыли ввысь, но теперь нас поднимали магниты. Север тут идет к северу или юг к югу, не помню, но это и не суть важно, главное, они тупо отталкиваются один от другого и отталкивают нас, позволяя при помощи реактивных движков в кормовой части машины развивать скорость атмосферного истребителя.

Сейчас вся планета в плане магнитных автострад унифицирована. Но раньше, лет десять назад, русский сектор имел другую полярность, так уж исторически сложилось. На границе секторов находились «мертвые зоны», где разогнавшиеся машины тормозили, садились, меняли полярность и через несколько километров вновь взмывали вверх, но уже с отрицательными параметрами. «Имперские» власти много лет всячески давили сектор, чтобы исправить это положение, но русские, раз за разом, прикрывались законом об автономии, кричали, что у них хотят отобрать неотъемлемые права, и каждый раз это дело спускалось на тормозах, к неудовольствию обывателей и мелких перевозчиков. Говорят, в секторе состоялось аж три референдума по этому вопросу.

«Имперцы» в конце концов додавили, полярность на оккупированных землях поменяли, «мертвые зоны» убрали, но многие считают, что та «война» была устроена властями специально, чтобы создать территориям иллюзию самостоятельности, способности хоть что-то решать на своей земле. Чтобы показательно не ущемлять национальную гордость. «Видите, у вас есть право решить хоть что-то! Какая оккупация?» Хотя на самом деле власти в любой момент могли навязать свою волю, невзирая ни на какие права и референдумы. Что было, то было, сейчас все магистрали планеты покрыты одним полюсом.

Но это так, лирическое отступление. Мы вновь оказались на магистрали и вновь, как в прошлый раз, вышли на цифру «пятьсот» на спидометре, после чего тот зашкалил. Для чего ей вообще этот прибор, если он работает на скоростях, которые она из принципа считает черепашьими? Я преувеличил, конечно, такая скорость здесь редкость, обычно все движутся в пределах относительно безопасных трехсот – четырехсот, но и нонсенсом полтыщи для Магнитки не являются.

Картина освещенного тоннеля слилась в одну сплюснутую трубу, дорожки ламп превратились в светящиеся полосы, я вновь почувствовал легкую неуловимую тошноту, вызванную то ли сбоем вестибулярного аппарата, то ли банальным страхом. Мы лавировали между неуклюжими машинами, проносящимися мимо на смехотворной скорости, подныривая, перепрыгивая или делая различные горизонтальные финты, а чаще все вместе одновременно. Несколько раз думал, кирдык! Поверхность тоннеля надвигалась с такой скоростью, что… Но нет, как-то увернулись. В тот день я сильно зауважал Катарину как пилота, ей бы боевой истребитель водить!

Впрочем, на ее подготовку потрачено не меньше, чем на подготовку пилота-аса, а то и больше. Даже без учета затрат на профильные для телохранителя дисциплины. А на поверхности, в атмосфере «эсперанса» как раз и представляет собой истребитель только без боекомплекта.

Ребята следом за нами не отставали. Они успели заскочить до того, как мы оторвались, и теперь прочно сидели на хвосте. Мы летели по скоростной полосе, машин на ней было не много (почему, собственно, у нас и получалось так маневрировать), но они шли там же, даже немного сократили расстояние между нами.

– Надеюсь, ты не станешь устраивать массовую аварию за спиной, чтобы оторваться? – Я скорее констатировал, чем спросил. Катарина это утверждение проигнорировала. Глупо, конечно не станет! – Но ты не объяснила, почему убегаешь. В гвардии вела себя уверенно, всех поставила на место, а теперь… Что мешает расстрелять их?

– Корпус официально не причастен к операции, – огорошила она меня спокойным, сосредоточенным голосом. – Официально это моя личная инициатива. Далее, Лея до сих пор не вернулась с Земли, а учитывая, что улетела она больше месяца назад, прикинь, могла ли она подписать приказ о ликвидации Феликса Сантьяго? Сантьяго тоже моя, и только моя инициатива.

Я так и застыл с открытым ртом.

– У меня выписаны документы на сотрудника ИГ, – продолжала она. – Но это лишь прикрытие, официально ИГ также не имеет к операции никакого отношения. Вот теперь и подумай, малыш, почему я убегаю от людей Виктора Кампоса, почему «мои» не могут взять и расстрелять их?

Я переваривал долго, несколько минут. Затем требовательно спросил:

– Что происходит, Катюш? Я ничего не понимаю!

– Повтори?

– Говорю, я ничего не понимаю!..

– Я про обращение. Как ты меня назвал?

– Ка-тью-ша. Это русский вариант твоего имени.

Она весело усмехнулась, после чего расплылась в улыбке, как кошка, которую почесали за ушком.

– Так меня еще не называли! Но что-то в этом есть, мне нравится. Как я уже сказала, четыре дня назад кто-то похитил Бенито Кампоса, – мгновенно посерьезнев, вернулась она к делам насущным. – Кто – выясняем, но, надо заметить, возможности имелись у многих. Подставили в этом нас, и подставили очень грамотно, никто не поверит, что это не мы. У меня, если ты помнишь, были с этим мальчиком кое-какие терки, отсюда они и начали плясать.