Игрушки для императоров: Лестница в небо

— В твоих интересах говорить чистую правду, юноша. Чем быстрее мы найдем ответы на вопросы, тем быстрее для тебя закончится этот кошмар, — прокомментировал Виктор Кампос бесцветным голосом.

— Но я, правда, не знаю, дон Виктор! — почти жалобно выкрикнул я. Хефе в ответ усмехнулся.

— Верю. Но если ты не знаешь, не значит, что этого нет на самом деле. Готовы?

Один из яйцеголовых кивнул.

— Приступайте.

Второй помощник старым добрым шприцем, а не современным иньектором, сделал мне укол. В голове сразу поплыло. Первый долго смотрел на мою реакцию, а затем заговорил тягучим монотонным голосом. Угу, именно тягучим и монотонным, и очень тяжелым, как каменная плита. В этот момент я видел его слова, ощущал всю их тяжесть на своих плечах.

— Сейчас мы будем задавать тебе вопросы. Ты будешь на них отвечать. Не пытайся врать, это невозможно. Молчать тоже не пытайся — будет больно.

Его голос уплывал и уплывал вдаль, я видел и его, в смысле голос, и даль. Даль была сине-голубая, голос же — фиолетовый.

— Все готово.

О, а это второй голос. Более высокий, от него отдавало красноватыми и розоватыми задорными тонами. И он не такой вязкий, более острый. Точно, острый! Как нож! Порезаться можно!

— Как зовут твою мать, Стефанию Шимановскую? — произнес фиолетовый.

— Стефания Шимановская, — ответил я.

Я даже не думал удивляться такой постановке вопроса. В происходящем безумии это было нормой. Я смотрел на цвет слов, ловил их, наслаждался их видом. Это было замечательно!

— Место ее рождения?..

* * *

Что было дальше — точно не скажу. Я куда-то плыл, меня о чем-то спрашивали, краски слов мелькали вокруг узором, завораживая, а затем…

Затем их слова становились острее и острее, и в один миг я «поранился». Почувствовал, осознал бредовость происходящего. Буквально вывалился из сумасшествия в обычное состояние, и, поняв, что со мной происходит, мне стало не по себе.

Я ощутил пронизывающий холод вокруг. А слова, звучащие где-то далеко, в темном коридоре за гранью восприятия, отдавались в черепной коробке набатом, раскалывая ее на части.

— …Не действует. Я не знаю, как это возможно, но его организм нейтрализует препарат. Мы почти потеряли его!

— Увеличите дозу.

— Уже. Дважды. Он нейтрализует его, словно алкоголь.

— Этого не может быть.

— Не может, сеньор. Но это так.

— Увеличьте дозу! — крик, почти фиолетовый. — Мне нужна эта информация!

— Хорошо, сеньор. Но следующую дозу он не переживет.

— Мне все равно. Включайте шокер. Комбинируйте эффект.

— Сеньор, шокер тоже может его убить. При такой дозировке есть вероятность отказа сердца.

— Выполняйте!.. — Крик, почти багровый.

Затем мне было больно. Очень больно! От воспоминаний о той боли меня спасает только почти полное отсутствие оных воспоминаний. А после я куда-то провалился. Меня спрашивали, теребили; их голоса отдавали багрово-красными — цветами страха, отчаяния и ярости. Я что-то отвечал, но….

…Но затем я вспомнил о месте, где смогу спрятаться от всего этого кошмара. Что бы ни происходило снаружи, какую бы боль мне не причиняли, я, как малыш в детской игре, буду «в домике».

Это тихое место, где я уже был. Не надо бояться его, и тем более бояться там заблудиться. Это место — я сам, мое сознание, а как можно заблудиться в собственном сознании?

Я сбегу туда, и буду тихо брести по белоснежной пустыне, оглушенный тишиной, окруженный мириадами невесомых снежинок. Снежинки будут кружиться вокруг, завораживать безмолвным танцем, не падая на землю, а я всё буду брести и брести куда-то вперед. Туда, где нет бандитов. Где нет комиссаров и Виктора Кампоса. Там нет и корпуса телохранителей, вместе с доньей Мишель и «прошмондулькой» Катариной. Нет и Бенито, толстого урода. Им всем закрыта туда дорога. Там нет и слабохарактерной Николь — раз уж сужу людей по себе, то ей там делать нечего. И нет приставучки Долорес. Ну, Эмма, не такая плохая по сравнению с некоторыми, но я ее все равно недолюбливаю. В конце концов, это только мое право, брать туда кого-то, или не брать.

Там будет только Бэль, моя девочка-аристократка с белыми волосами. Кто она? Принцесса? Младшую принцессу ведь тоже зовут Изабелла, как и ее. Правда, принцесс охраняют иначе, да и вряд ли бы ее величество позволило разгуливать дочери с кем попало — все-таки дочь правительницы, а не главы пусть и крупного, но клана.

Не важно. Всё это не важно. Важно только, что она есть. Там, в конце этой белоснежной, как ее волосы, пустыни она стоит и ждет меня: ждет, когда я добреду и буду с ней. Навсегда. А значит, я должен туда идти, исчезнув из этого мира. Кошмара с фиолетовыми голосами…

* * *