Игрушки для императоров

Корпус — кузница кадров ее величества. Люди, на которых она может опереться в ежедневной борьбе со знатью. В мире, где все куплено за большие деньги, иметь своих людей, людей грамотных, на нужных должностях — роскошь. И ее величество может себе эту роскошь позволить, благодаря корпусу. Кто знает, уж не поэтому ли Веласкесы до сих пор имеют в стране вес, не прогнулись под олигархов?»

От таких мыслей, от их итогов, я вымученно вздохнул.

«Все возможно. Главное ты понял. Для чего им мальчик.

Когда вся планета точно знает, что вокруг ее величества лишь существа женского пола, имея под рукой лицо пола мужского можно использовать его для различных тактических маневров. Чтобы никто не догадался. Как? Тут много вариантов. Скорее всего, именно ими и занимается сейчас сеньора Тьерри вкупе с остальными старшими офицерами. Корпус вне политики? Неправда. Он не может быть вне политики, иначе его банально раздавят набитые империалами аристократические боровы. Кстати, потому рядовой и младший офицерский состав и не влияют на управление — такие дела должны делаться в тайне, и никак иначе.»

На этой мысли я выдохся и с большим удовольствием поднялся, привычным уже жестом закидывая «Жало» за плечо. В зал вошла «Вторая» и поманила за собой. Нас ждали великие дела, имя которым — тренажеры.

Да, сегодня мне дали отдых после вчерашнего приступа — я занимался на тренажерах. Конечно, с классическими занятиями это связано одним лишь названием, даже тут я работал на износ, да еще в скафандре, но все-таки моей жизни ничего не угрожало, никакой мешок не сбивал с высоты, я сам ниоткуда не падал, со всеми вытекающими. Ручаюсь, это неспроста. Наблюдают, как восстанавливаюсь, делают выводы. Нагружать завтра, не нагружать, брать меня, не брать, если брать — как организовывать тренировки — и прочее прочее. А надо сказать, восстанавливаюсь я хорошо. Обычно после приступов мышцы болят и на следующий день, и даже послеследующий, но вчера они вкололи мне какую-то дрянь, и я уже почти ничего не чувствую. Ноющая боль на грани восприятия.

За день я вымотался, впрочем, как обычно. Но сегодня к программе добавились еще и силовые тесты, которых раньше не было. Кстати, так и не понял по мимике тренерского штаба, остались они довольны результатами или нет? В машине, тоже как обычно, чуть не уснул. В себя меня привел вопрос Катарины, когда мы уже выехали на магнитку:

— Ну и что ты решил? Подумал над моими словами?

Я легонько кивнул.

— Да.

— Есть динамика?

— Да. Буду думать дальше.

Она ехидно оскалилась:

— То есть, тебя не пугает перспектива стать безвольной марионеткой.

Я меланхолично пожал плечами. Пугает. Но я уже не тот мальчик, что сидел в ее машине в первый день, меня на такой дешевый развод больше не возьмешь.

— Все мы в этой жизни марионетки, все ходим под кем-то. Вопрос в том, к какой партии ты прибьешься. А я хочу примкнуть к партии победителей. Или хотя бы не последних людей на этой планете.

Такого поворота разговора она не ожидала. Я продолжил:

— Ручаюсь, те, кто сейчас в совете офицеров, когда-то сами были зелеными и юными, и смотрели на ваше бело-розовое здание большими испуганными глазенками. А теперь они вершат судьбы Венеры. Чувствуешь динамику?

Моя собеседница фыркнула. Я победно улыбнулся:

— Да, поначалу будет плохо. Но я хочу стать таким же, «старшим офицером», и стану им. Пускай для этого понадобится пройти через годы бесправия и унижения.

Мы уже подъезжали к дому, когда она наконец выдавила:

— А ты уверен, что это — партия победителей? Как можно быть победителем, поддерживая человека, на которого давят со всех сторон кланы, и которую, если честно, никто ни во что не ставит?

Она искоса глянула на меня, ожидая реакции. Глаза ее ехидно блестели.