Игрушки дома Баллантайн

Мощный, закованный в броню зверь бросается к окаменевшему в кресле человеку. Самодержец щелкает рычажком на маленькой серой коробке, выхваченной из кармана, и пес застывает в шаге от главнокомандующего.

— Понимаете, чего я хочу?

Раттлер не может вымолвить ни слова. Сердце заходится в бешеном ритме, грудь словно обручами сдавила боль.

— Вы побледнели, мой бесстрашный генерал, — с укоризной отмечает император. — Прошу прощения за выходку, не учел ваши годы. Мне нравится смотреть на этого дога в движении. Невероятная мощь и грация.

Главнокомандующий с трудом переводит дыхание.

— Мой император…

— Сэр Уильям, простите еще раз. Я хотел продемонстрировать вам наглядно, зачем мне транслятор. Нет нужды уничтожать то, что можешь контролировать лично.

Весь обратный путь до Нью-Кройдона Уильяма Раттлера не покидает ощущение, что Его Императорское Величество принял какое-то решение, в которое не посвятил никого. Или не посвятил конкретно его, верховного главнокомандующего.

Поезд покачивается, звенит серебряная ложка в стакане с подстаканником. Мелькают за окном безжизненные поля и голые деревья. Генерал опирается спиной о мягкую стену купе и тихо дремлет. Ему не хочется думать ни о делах, ни о судьбах. Но не получается не думать о том, что ему снова нечего сказать Долорес, Копперу, Хлое и Стефану.

Чувство вины разрастается, запускает щупальца в сны Раттлера. И снова горит город, и взрывается «Кинг Эдвард», и треплет ветер волосы мертвой перерожденной, так страшно похожей на Долорес. В груди генерала горячо и больно от маленького черного прибора, транслирующего единственный приказ: «Ату, Крысобой!» И громадными скачками полумеханический дог несется к замершим у ворот виллы Раттлера четырем фигуркам.

Звенят колокольчики на браслете, падает белый платок в шляпу с яркими лентами, заботливо подставленную механической рукой…

* * *

По первому снегу Элеонор вернулась в Нью-Кройдон. Она простудилась, плохо себя чувствовала, и сэр Уильям уговорил ее временно уехать туда, где врачи ближе и он, ее муж, бывает чаще.

«Ло уже взрослая, помнишь? — уговаривал генерал леди Элеонор. — Здесь у нее прекрасная компания, топлива я им завез столько, что хватит до весны. Тебе нужен доктор. Везти его сюда — большая опасность».

«Мама, уезжай. Мы справимся», — просила Долорес, пряча глаза.

Уговаривали впятером. Слишком долго. Слишком…

Нью-кройдонский врач диагностировал воспаление легких. Через неделю Элеонор не стало.

На похоронах все силы сэра Уильяма уходят на то, чтобы держать спину прямо, как полагается офицеру. Он бросает машину у кладбищенской стены и до самого дома идет пешком. Телохранитель — один из ликвидаторов — следует за генералом на почтительном расстоянии.

Дома Раттлер запирается в кабинете и просит слуг не беспокоить его до утра. Он садится за стол и слушает часы. Считает шепотом до тысячи, потом обратно. Жжет на свече семейные фотографии. Оставляет лишь ту, где они с Элеонор, шестнадцатилетним Грегором и годовалой Ло. Долго-долго смотрит в лицо сына. Ему хочется помнить Грега именно таким.

Обгоревшее тело двадцатитрехлетнего Грегора Раттлера, старшего помощника капитана флагманского дирижабля «Кинг Эдвард», отец опознавал по фамильному кольцу на правой руке.

В дверь вежливо стучат, слышен голос дворецкого:

— Сэр Уильям, прошу прощения, к вам посетитель.

— Бишоп, на часах девять. Я никого не принимаю и вообще просил меня не беспокоить, — глухо отвечает генерал.

— Это констебль, сэр. Говорит, неотложное дело…

Уильям Раттлер с грохотом распахивает дверь, едва не сбив с ног дворецкого, и спускается в холл. Внизу мнется молодой полисмен.

— Что вам угодно, сэр? — ледяным тоном спрашивает Раттлер.

— Прошу прощения, господин верховный главнокомандующий. Мои соболезнования по поводу кончины леди Раттлер…

— Короче, — рычит генерал.

— Фелония[4], сэр. Не могли бы вы пройти со мной?

Генерал поворачивается и кричит вглубь коридора:

— Бишоп! Пальто и ботинки!

Застегиваясь на ходу, сэр Уильям следует за полисменом.

— Далеко ехать?

— Простите, сэр. Ехать никуда не надо.

За воротами дома главнокомандующего собралась небольшая толпа. Ярко вспыхивает магний, фотограф отходит в сторону, давая дорогу генералу и констеблю.

— Граждане, разойдитесь! — сердито кричит полисмен. — До комендантского часа — двадцать минут!

Раттлер смотрит на тело, лежащее у ворот.

— Капитан Маркус Огден…

Личный телохранитель генерала. Ликвидатор. Несколько часов назад они стояли рядом на похоронах Элеонор. Сэр Уильям присаживается на корточки, касается лица Огдена, закрывает остекленевшие глаза. Голова мертвеца падает на плечо, изо рта сыплются шестеренки, зубчатые колеса, пружины. Раттлер вскакивает так резко, что не удерживается на ногах, и лишь быстрая реакция полисмена спасает его от падения.

— Часовщик! — кричит кто-то, люди ахают, шарахаются прочь.

— Расходитесь! Немедленно расходитесь! — басит напарник констебля.