Игрушки дома Баллантайн

«Пенни, дорогая, почему ты босиком? — обеспокоенно спрашивает Хлоя. — Ты простудишься…»

«Не успею», — качает головой девушка. Хлоя заглядывает ей в лицо, прикрывает рот рукой, пятится.

«Ящик под сиденьем свободен, господин Крысобой?» — осведомляется Пенни.

— Да, — выдавливает генерал, не в силах отвести взгляд от ее лица.

«Довезите меня до фабрики. Башню я найду сама».

Она поворачивается к Копперу, вытягивается перед ним в струнку.

«Подполковник Коппер, обещай мне одну вещь».

Он качает головой, часто моргая, словно что-то попало в глаз.

«Не стану, Пенни. И ты знаешь почему».

«Это пройдет, — уверенно кивает она. — Потому повторяю вчерашнюю просьбу: женись, старый лис».

Брендон не выдерживает, выходит на улицу. Ставит на крыльцо саквояж с тетрадями, перфоратором и картами. Вскоре к нему присоединяются Раттлер и Пенни Лейн. Девушка поднимает голову, смотрит в хмурое небо.

«Все. Весна идет. Больше не будет холодов, — говорит она. И добавляет, повернувшись к Брендону: — Когда родится малыш Элизабет, обязательно покажи ему слона в цирке. Иногда стоит жить только ради того, чтобы однажды увидеть слона. Такое не забывается».

* * *

До заката Пенни Лейн лежит, свернувшись калачиком, в сгоревшем фабричном цеху. Трижды за день мимо нее проходят охранники, но лист жести надежно скрывает девушку от чужих глаз.

«Мне не холодно, — думает Пенни. — Как странно: мне совсем не холодно».

В зыбкой дреме она снова идет по улице, выслеживая ликвидаторов. Маленькая фигурка, незаметная в толпе, умело растворяющаяся в хитросплетениях света и теней. И карманы шинели набиты мелкими деталями механизмов — теми, что Пенни собирала на площади перед мэрией, когда оттуда вывезли тела.

Хрустит под тяжелыми шагами охраны битое стекло и мерзлый гравий. Пенни вздрагивает и открывает глаза. И как наяву видит генерала Раттлера сквозь прутья клетки в подвале.

— Зачем ты это делала? — спрашивает он, не сводя с Часовщика тяжелого взгляда.

Правая рука слушается Пенни с трудом, каждое движение порождает вспышку боли в спине.

«Кто дал вам право убивать нас, развязал руки и мне, — медленно жестикулирует она. — Вы все ответите».

— Мы уже ответили. Полгорода скорбит по своим близким. По людям и куклам, — глухо отвечает ей Раттлер.

Она не испытывает сожалений. Их не было и прежде, нет и сейчас. «Я делала то, что сделали бы многие перерожденные, если б имели то, что дал мне Баллантайн, — думает она. — Как легко стрелять и давить танками тех, кто никогда не окажет сопротивления».

Тень от подоконника постепенно удлиняется, солнце уходит. В третий раз мимо здания, где прячется Пенни, охранники идут уже в сумерках. Смеются над какой-то недавней историей. Как только их шаги стихают, девушка осторожно выбирается из убежища. Короткими перебежками, прячась среди груд битого кирпича и искореженных металлических остовов, Пенни Лейн продвигается все ближе к водонапорной башне, темнеющей в глубине фабричной территории.

«Трудно будет, только если поднимется ветер», — думает она.

В доме невдалеке от башни заливаются лаем псы. Пенни вздрагивает, вспоминая собак Раттлера. Треск рвущейся шинели, вонь из оскаленной пасти у самого лица… Пальцы левой руки непроизвольно складываются стилетом.

«Ты никогда не выйдешь из клетки», — звучат в памяти слова Крысобоя.

«Я не в клетке. Это ваш мир обнесен решеткой. Свобода — внутри тебя», — шепчет Пенни беззвучно.

Она обходит башню, прижимаясь спиной к ее стене. Задирает голову, смотрит на свет, брезжущий из окошек наверху. Ощупывает выступы и выбоины между камнями.

«Я залезу. Это ведь столько раз уже было», — убеждает она себя и делает первый шаг.

До верха — не меньше тридцати ярдов. До края окна — около двадцати пяти. Когда в тебе самой пять футов, это значит только одно: путь наверх будет долгим.

Скользит по камням правая ладонь, пальцы ищут малейшую выемку, позволяющую уцепиться. Стилет левой руки девушка вгоняет в расщелины, подтягивается, переносит вес тела на одну ногу, вторую ставит туда, где надежна опора. Отдыхает минуту, прикрыв глаза и распластавшись на стене, и продолжает восхождение.

«Давай, кроха», — повторяет она про себя слова Коппера. Прикусывает губу, вгоняет стилет в выбоину, хватается за край камня правой рукой, подтягивается. Дюралевые пальчики ног ищут опору. Закрепиться. Передохнуть. Тихо порадоваться, что нет ветра и луна спит за облаками. Посмотреть вверх. Ощупать следующий ряд каменной кладки. Вперед.

На середине пути она чувствует, что устала. Обнимает башню, закрывает глаза, прижимается щекой к серой шкуре. От прикосновения к холодному камню лицо обжигает резкой болью. Пенни вздрагивает, теряет равновесие, старается ухватиться правой рукой. Качается над головой низкое небо.

«Тише, замри, — слышит девушка голос Джорджино. — Не паникуй, Пенни Лейн. Давай, как раньше. Доверься мне. Расслабься».

— Помнишь, как я боялась встать на канат? — шепчет Пенни, зажмурив глаза.

«Помню. Ты была одна. А теперь я с тобой. И я тебя поведу».