Детство Анжелики прошло в отрешенном недоумении, потому что родиться она должна была явно не тут. И пока Анжелика взрослела и понимала, что, несмотря на ангельское имя, никаких поблажек и привилегий от этой проклятущей жизни ждать не придется, наполнялась острой жгучей обидой, словно вылепившей ее всю — хрупкую, миниатюрную, с острым носиком и бледным, похожим на маску лицом с неопределенно спокойной формой губ. В период самого нежного, самого светлого детства, где-то от четырех до восьми лет, она воображала себя принцессой и жила в сладком предвкушении того, как однажды за ней приедет волшебная розовая карета, вся в цветочках и бусинках, или, может, какая-то загадочная, богато одетая женщина заберет ее прямо с уроков, в крайнем случае, придет письмо, и она, Анжелика, с досадой вырвет его из рук отчима, под недоуменные взгляды соберет свои немногочисленные вещи и уйдет не попрощавшись.
Мысли о принце тоже были, но думала она об этом редко и с неохотой, потому что с каждым годом наиболее реалистичным решением казалось снять бедняцкое колдовство, а по мере взросления становилось ясно, что с принцами вообще не так все просто и бескорыстно, как с волшебными бабушками и письмами. И что тут, в забытом богом поселке городского типа, с четырьмя бетонными пятиэтажками, магазином, почтой и загаженным кинотеатром, принцы не водятся.
Тридцатишестилетний, дважды сидевший Артур, имеющий, помимо татуировок, неплохой автомобиль, молодую жену и крохотную дочку, в принцы тоже не годился, но был чем-то вроде пажа, который стоял на козлах Анжеликиной кареты в бусинках по дороге к счастью.
Он называл ее «мелкая дрянь», но любя, с некоторым восхищением, потому что пятнадцатилетняя Анжелика сама предложила ему купить ее девственность и таскалась по всяким злачным местам, глядя развратным, совершенно бесчувственным взглядом, в котором читался такой холод, что ему самому становилось жутко. Устроить Анжелику в хороший вуз было не под силу даже Артуру, но она с видимым удовольствием посещала областной экономико-правовой колледж. Правда, став совершеннолетней, попросила Артура дать ей денег, чтобы уехать вон отсюда — покорять столицу. Там у него не было почти никаких связей, удалось лишь устроить ее официанткой в зал игровых автоматов. В их последний вечер Артур извинялся и говорил, что это место ее погубит, а Анжелика сидела на ручке кожаного дивана, так что хоть и мелкая, с марионеточно-тонкими выпирающими ключицами, а все равно возвышалась над ним, пристально глядя прямо в глаза.
Зал игровых автоматов позиционировал себя круто, как «казино», и сперва Анжелика была довольна своим незаметным проникновением в сказочный дворец с черного хода, так сказать, но все-таки, несомненно, в то самое здание, предназначавшееся ей с детства. Под звон жетонов иногда и впрямь срывали джекпот, половину которого раздавали чаевыми. И был дорогой коньяк, мальчики «на баре» делали коктейли, на полу лежал слегка потертый у входа, местами пропаленный сигаретами, но королевски-красный ковролин, по которому было очень приятно ступать острыми каблучками легких туфель. Здесь, на околицах ее сказочной жизни, иногда появлялись всамделишные принцы. Вообще, был определенный контингент, примерно пять процентов от общей массы посетителей, где каждый был настоящим принцем — с умным лицом, малопьющий, в дорогой обуви, щедрый на чаевые и при этом с неизменным «спотыканием» во взгляде. Первый год жилось легко, но за счет надежды, ей казалось, что со дня на день придет именно тот самый правильный принц, не отягощенный семьей, долгами, жилищными проблемами и при этом в нормальном обличье, не фрик. Фриком был странный моложавый мужчина, вполне походящий на принца нервно заостренными чертами лица и аристократической бледностью (именно такие, с тонкой костью, со светлыми волосами, нравились Анжелике), но то, что он с ней вытворял на протяжении нескольких месяцев их странных болезненных отношений, терпеть было невозможно, и Анжелика сдалась, решив, что представители этой династии ей противопоказаны.
И совершенно не там, где собиралась (не на работе), познакомилась вдруг с Андреем, который ходил за ней тенью почти год. И когда Анжелике удалили аппендикс, он был возле нее все мучительные, постыдные и беспомощные пять дней послеоперационного периода, выполняя неэстетичные манипуляции при уходе за лежачей больной с такой светлой легкостью, что Анжелика задумалась. И когда неожиданно спустя еще год произошел странный сбой в функционировании гормонального препарата, который она принимала много лет, и на УЗИ вместо ожидаемой кисты показалась средних размеров фасолинка с различимым желточным мешком — именуемая инопланетным словом «эмбрион», — совершенно спокойно оставив мысли о принце, она вышла замуж за студента Киевского авиационного университета, выходца из многодетной семьи все с того же ненавистного индустриального угольного юго-востока.