Игры Богов

Амфитеатр вновь, в который уже раз за эту ночь, взревел от восторга, по достоинству оценив и воинское искусство светлокожего пришельца, и его благородство. К'нарр несколько раз довольно хлопнул себя по напряженным ляжкам, выражая таким образом свое довольство и попутно снимая накопившееся напряжение. Он повернулся к своей дочери, надеясь услышать ее одобрение в адрес их спасителей. Но его непослушная дщерь смотрела совсем в другую сторону, не туда, куда увлеченно смотрели почти все зрители. Она смотрела не на победителя схватки, в самый напряженный момент поединка ее увлек совсем другой участник ночного действа под названием Игры Богов. Она не могла отвести глаз от молодого охотника, Ар'рахха, зеленого великана с самой южной оконечности Хвоста Дракона. От ревностного взора отца не укрылось, как его дочь смотрела на темно-зеленого гладиатора. Он быстро отвернулся, не подав виду, что неожиданно узнал о маленькой тайне дочери. Он откинулся назад на своей скамье, сцепил пальцы рук на животе. Что ж… Наверное, пришла и ее пора влюбляться… Значит, через Год или Два она, возможно, надумает выйти замуж, а потом… Потом вместе с мужем она отнесет созревшие яйца в родовое Хранилище Жизни. В назначенный Час Рождения из яиц вылупятся маленькие дракончики, которые, когда немного подрастут, будут радовать своими забавными повадками его, К'нарра. И продолжится вечный круговорот жизни… Жаль только, что ничего этого не увидит темно-зеленый верзила. Не увидит, потому что погибнет сегодня на арене под светом двух детей Отца Богов – Сау и Ран. Так было всегда. И вряд ли что-то изменится сегодня. Сказав утром дочери о том, что их новым друзьям, возможно, понадобится их помощь, работорговец имел в виду, конечно же, светлокожего пришельца. Он, как один из посвященных, знал о том, что говорилось в пророчестве почти досконально, – намного больше, чем большинство драков. И в пророчестве ничего не говорилось о высоком молодом охотнике. А раз так, то и переживать по его поводу особо не стоило. Вероятнее всего, зеленый верзила все же погибнет сегодня, как и тысячи его предшественников на этом золотом песке. Ведь никто и ничто не сможет устоять против того, кто выйдет к последнему оставшемуся в живых гладиатору. И все же… Все же будет очень жаль этого молодого великана… У них с дочкой могли бы вылупиться очень симпатичные дракончики… Которые со временем могли бы стать высокими, как Ар'рахх и сообразительными и милыми, как дочь…

От размышлений работорговца отвлекло легкое прикосновение к плечу. Северянин неторопливо повернул голову и увидел храмового Жреца – посланника Первосвященника. Жрец жестом пригласил негоцианта последовать за ним. К'нарр шепнул дочери, что скоро вернется и, немного пригнувшись, чтобы не загораживать от зрителей происходящее на арене, покинул свой ряд.

Верховного Жреца в ложе уже не было. Он нетерпеливо прохаживался из угла в угол в уже знакомом работорговцу помещении. Работорговец вошел в полутемный зал в сопровождении Жреца. Посыльный уловил едва заметный кивок головы Понтифика, позволявший ему покинуть помещение и с заметной нервозностью поспешил воспользоваться разрешением. К'нарр и Первосвященник остались вдвоем. Верховный Жрец не предложил ему сесть. Не сел и сам, по-прежнему продолжая маятниковые проходы по комнате из угла в угол. Так продолжалось довольно долго. Наконец он резко остановился напротив работорговца и пристально посмотрел ему в глаза. Несколько мгновений он словно пытался загипнотизировать своего гостя, неотрывно поедая того горящим, полным беспредельной тревоги и ненависти взглядом. Наконец он, словно не выдержав твердый, как сталь северного клинка ответный взгляд негоцианта, резко шагнул назад, развернулся и… спокойно, даже величественно взгромоздился на свой трон-стул.