Игры богов

– А демон его знает, – ответил другой стражник. Калека словно услышал их разговор, медленно, с натугой поднял взгляд на говоривших. Лицо дернулось, словно сведенное судорогой. Еще раз. Искривился рот.

– Нельзя! – Пронзительный крик вырвался из глотки калеки, ударил стоящих в лицо и взлетел над городом. – Нельзя!

Кричащий попытался встать, но ноги не удержали его, и он упал, тяжко рухнул лицом и грудью на мостовую. Но крик не прекратился.

Слова отскакивали от мостовой и били в людей, как в кегли.

– Нельзя! Нельзя! – Калека полз к людям, извиваясь всем телом и оставляя за собой кровавый след.

Теперь стало видно, что одна нога его сломана и держится лишь на лохмотьях плоти.

– Нельзя умышлять на богов! – выкрикнул калека и закашлялся. – И на богинь нельзя, и на богов! Они… Смерть… Сотни рук… голов… смерть… Нельзя…

Калека замер, и стражник, стоявший ближе всех к нему, подумал, что тот умер. Стражник шагнул вперед, наклонился, чтобы взглянуть в лицо.

Глаза упавшего открылись. Стражник шарахнулся назад, поскользнулся и свалился, гремя доспехами и щитом. Шлем слетел с головы и покатился к калеке. Стражник на четвереньках отполз к толпе и встал.

– Мы только говорили… – сказал калека, – только говорили… А он… а потом… Больно ведь… Пацан так кричал, так кричал… А он говорил… говорил… что нельзя, что грех, что даже думать о таком – грех… что смерть, что каждый… Нельзя! – выкрикнул калека снова и забился в судороге.

Капли крови упали в пыль, превращаясь в комочки грязи.

Из замершей толпы выбрался Зануда. Кряхтя присел возле лежащего.

– Я ж его знаю, – сказал Зануда и оглянулся на людей. – Это ж Медведь. Мы вчера с ними вот тут возле храма сидели. И вот…

Зануда выпрямился, обошел что-то шепчущего Медведя и подошел к останкам двух его земляков.

– Ну да, – сказал Зануда. – Вот с ними. Они из одной деревни… Лохи от сохи…

Медведь выкрикнул что-то снова, что-то неразборчивое, и затих.

– Я домой пошел, а они… – Зануда вдруг почувствовал слабость в ногах и сел на мостовую, прямо в кровь. – Я ж тоже мог, мать твою…

Из храма Морского бога вышел жрец. На него обратили внимание только тогда, когда он, остановившись возле сидящего на мостовой Зануды, поднял руку к небу и зычным голосом провозгласил:

– Каждый, кто дерзнет!..

Толпа вздрогнула разом, словно огромное животное от удара.

– Каждый, кто дерзнет даже помыслить плохое о богах, кто хотя бы в мыслях захочет унизить их или обесчестить…

Жрецу было страшно.

Одного взгляда на кровавые останки хватило ему, чтобы почувствовать тошноту, чтобы задрожали руки. О том, что придется объяснять людям ТАКУЮ волю Морского бога, жрец узнал совсем недавно, незадолго перед тем, как тела появились на улице.

Морской бог явился ему, рассказал, что именно нужно будет говорить, и тут как раз заголосила женщина напротив храма. Жрец только успел набросить балахон, который надевал в торжественные моменты, и вышел.

– Никто не смеет даже слушать, как другие злопыхают на бога или богиню. А услышав, должен заткнуть грязную пасть грешника. Иначе гнев богов падет как на говорившего, так и на слушавшего. Это последнее предупреждение. Сами услышали – передайте другим.

Жрец Морского бога повернулся лицом к храму и пошел, чуть покачиваясь на дрожащих ногах. Ему казалось, что сейчас из толпы вылетит камень, ударит его в голову или в позвоночник, между лопатками, а потом толпа хлынет к храму, топча тело жреца и разнося вдребезги статуи и колонны храма.

Но толпа стояла недвижно, наблюдая за агонией Медведя.

– Вот сволочи, – тихо сказал Щука, и никто из стоявших рядом рыбаков не переспросил у него, кого именно тот имеет в виду.

Откуда-то со стороны рынка появилось облачко мух, привлеченных запахом смерти и свежей крови.

– Уберите тела, – сказала негромко царица.

Заметив, что ее никто не услышал, царица дернула ближайшего к себе стражника и наотмашь ударила его по лицу:

– Уберите тела и вытрите кровь!

За спиной у царицы кто-то кашлянул. Она оглянулась. Там стоял старейшина одной из пострадавших от кочевников деревни и мял в руках шляпу из козьей шерсти.

– Так что там насчет наших дел? – неуверенно спросил старейшина. – Будет охрана? А то ведь без урожая останемся, итить твою…

«Была бы это моя последняя проблема», – подумала царица.

«Была бы это моя последняя проблема», – подумал Бес. Подумал – и удивился. Именно тому, что смог подумать.

Как бы там ни было, но секира есть секира, а удар ею по голове есть удар по голове. Сам Бес в свое время такой секирой разваливал противника пополам, а саму секиру при этом вгонял в землю до половины древка.

Бродяга же впечатления слабака не производил.

Вначале, после удара, для Беса исчезло все. Сколько именно продолжалось беспамятство, Бес не знал, но когда пришел в себя, понял, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Глаз тоже открыть не мог.

Такое могло случиться при повреждении позвоночника. Доводилось Бесу видеть и паралитиков, и слепцов. Но еще такое могло произойти, подумал Бес, если человеку крепко связывали руки и ноги, а на глаза надевали повязку.