Бой начался для противника неожиданно… Артиллерия «Полка Светлой Царицы», пользуясь своей дальнобойностью, превышающей все что имелось на этом поле боя, дала залп «Единорогами» по артиллерийским батареям «лимонников», а потом довернувшись стволами на пехоту выдала «картечную косу» из «секретных шуваловок». После чего перезрядившись, повторили залп, снова и снова. Пехота пришла в смятение, а пушки стали практически небоеспособными. Британский генерал послал вперед кавалерию, но гусары и кирасиры, встретили ее плотным огнем из своих многочисленных стволов, а потом перейдя в атаку, дали практически в упор, залп из своих мушкетонов, а потом вдарили «в песи и хузары». Британец бросил свою поредевшую пехоту в безнадежную атаку, безнадежную потому, что дальнобойные ружья гвардейцев и перезарядившиеся пушки, не дали красным мундирам даже приблизиться к боевым порядкам. А в это время, на холме, где был командный пункт, появились морлоки с саперами, молниеносно вырезали штаб и захватили знамя. Как только это произошло, откуда-то сверху загремели фанфары и фигуры а красных мундирах, причем,. как павшие, так и живые, растаяли в воздухе. Что характерно, оружие осталось на месте и как только открылся портал, генерал вызвал гномов из путейского батальона дежурившим в зале и они споро занялись трофеями. На пути подведенные к порталу, подкатили грузовые платформы и трофеи быстро и аккуратно были разгружены. А генерала Иваницкого привлекло происходящее на одном из соседних квадратов, там прусские гренадеры и черные гусары Фридриха Великого, сражались с поляками из корпуса Понятовского. Ряды сражающихся поредели где-то на половину и комендант принял решение…
Как победители, «Полк Светлой Царицы», имел право напасть на соседний квадрат, причем в правилах не было ничего сказано о ситуации на данном квадрате, на момент нападения. Полк развернутым строем, с артиллерией впереди и кавалерией на флангах перешел на сопредельную территорию и сходу открыл огонь из всего, что стреляет, обрадовавшиеся пруссаки пошли в атаку и поляки быстро кончились. Посмотрев на поле битвы усеянное телами поляков, генерал пробормотал - «Это вам за Чудо на Висле курвы», и к месту вспомнил отрывок услышанного некогда стихотворения…
Греми, суворовская слава!
Глухая жалость, замолчи...
Несет привычная Варшава
На черном бархате ключи *
Гусары, посадив в седла сзади себя морлоков в конном строю взяли холм с польским штабом и захватили второе за этот день знамя, но тут случился один из тех камуфлетов, который случается на войне… Прусский командир батарее, дал залп в сторону медвежьих шапок Царицыной гвардии и естественно получил ответку, а потом пришлось добивать и пруссаков. Короче, по итогом дня, генерал-комендант Иваницкий, представил Царице три трофейных знамени и три молодых орка (их опознал старый гном, командир канониров) в такой же униформе, как у бородатого демиурга, подвезли к порталу, на фургоне запряженном парой странных ящеров, несколько хурджинов с золотом, премия за три победы и за три знамени, и сумма была более, чем солидная. На прощание, старший из посланцев демиурга, сказал генералу, что продажа на сторону образцов вооружения производства мастерских Депо, недопустима и чревата серьезным наказанием.
А позднее, выслушав рассказ генерала, комендант-инженер Иванов сказал: «Ну прямо Ватерлоо, только наоборот».
По поводу стихов* - я прекрасно знаю, что Алексей Эйснер свою «Конницу» написал в 1928 году, но тут у меня вообщето фантастический роман и это стихотворение мне очень нравится.
КОННИЦА
Толпа подавит вздох глубокий,
И оборвется женский плач,
Когда, надув свирепо щеки,
Поход сыграет штаб-трубач.
Легко вонзятся в небо пики.
Чуть заскрежещут стремена.
И кто-то двинет жестом диким
Твои, Россия, племена.
И воздух станет пьян и болен,
Глотая жадно шум знамен,
И гром московских колоколен,
И храп коней, и сабель звон.
И день весенний будет страшен,
И больно будет пыль вдыхать...
И долго вслед с кремлевских башен
Им будут шапками махать.
Но вот леса, поля и села.
Довольный рев мужицких толп.
Свистя, сверкнул палаш тяжелый,
И рухнул пограничный столб.
Земля дрожит. Клубятся тучи.
Поет сигнал. Плывут полки.
И польский ветер треплет круче
Малиновые башлыки.
А из России самолеты
Орлиный клекот завели.
Как птицы, щурятся пилоты,
Впиваясь пальцами в рули.
Надменный лях коня седлает,
Спешит навстречу гордый лях.
Но поздно. Лишь собаки лают
В сожженных мертвых деревнях.
Греми, суворовская слава!
Глухая жалость, замолчи...
Несет привычная Варшава
На черном бархате ключи.
И ночь пришла в огне и плаче.
Ожесточенные бойцы,
Смеясь, насилуют полячек,
Громят костелы и дворцы.
А бледным утром – в стремя снова.
Уж конь напоен, сыт и чист.
И снова нежно и сурово
Зовет в далекий путь горнист.
И долго будет Польша в страхе,
И долго будет петь труба, –
Но вот уже в крови и прахе
Лежат немецкие хлеба.
Не в первый раз пылают храмы
Угрюмой, сумрачной земли,
Не в первый раз Берлин упрямый
Чеканит русские рубли.
На пустырях растет крапива
Из человеческих костей.
И варвары баварским пивом
Усталых поят лошадей.
И пусть покой солдатам снится –