Бандитов тоже можно было не бояться — машина-то наша еще не пришла. А весь порошок, как они предполагали, находился в ней.
На самом деле мы не видели бандюков с момента красноярской перестрелки. И надо сказать, я по ним не соскучился. Хотя очень надеюсь, что парень из голубого «Лого» все же объявится. Он для меня — единственный ориентир на быстрые и большие деньги.
А вот двое других лучше бы вовсе не появлялись. Уж слишком быстро они начинают стрелять и резать. Впрочем, двое точно не появятся. Потому что одному прострелили голову и выбросили тело в лес…
Я планировал ехать на рейсовом автобусе до райцентра, а оттуда — договорится Шаман. Мы, кстати, общаемся с ним по сотовому. И в нашей глуши заработал мобильник. Правда, пока только на одном, ближайшем к райцентру холме, который сразу потерял прежнее название и стал — нет, вовсе не телефонным, а — Говорильным. Неисповедимы пути народного эпоса.
Однако Береславский решил иначе. Он сначала позвонил в Москву, а потом, дождавшись ответа, по местному.
В итоге мы поехали…
Никогда бы не подумал, что Ефим Аркадьевич так дружит с «патриотами» — меня они по ряду причин всегда немного раздражали. Но именно в результате этой дружбы мы сейчас и едем в зеленом, тряском, раскрашенном под камуфляж «УАЗе» в сторону моего родового гнезда.
За рулем тоже сидел их парень, хорошо, хоть не в униформе. Но зато с каким-то доморощенным орденом — любят же они себя награждать…
— Надо же, сколько лет живу, ни разу там не был.
Зовут нашего водителя Стас, и он человек вполне общительный. Когда без нагайки.
— Вот и посмотришь, — доброжелательно сказал ему Ефим, с которым они сразу задружились, у Береславского, похоже, какие-то совершенно особые телефонные рекомендации.
Тоже, кстати, прикол: Береславский — и вдруг «патриот», снова удивился я странному факту. По его замашкам он скорее был либералом, если не безродным космополитом.
— Туда из наших никто и не ездит. Местные там больно своеобразные.
— Вон один из них, сзади сидит, — хохотнул Ефим. — Абориген, понимаешь. Может ходить по воде и скакать, как белка.
Вот же неугомонный! Хоть бы при Стасе был чуточку политкорректнее. Хоть ждать от него этого неразумно. При первой моей встрече с Татьяной Валериановной, когда я весь трепетал, та спросила, чем я люблю «заниматься по жизни», так Береславский за меня ответил, что «недружественным изъятием скальпов». Мне тогда и в самом деле захотелось недружественно изъять его скальп.
— Так ты местный? — обрадованно сказал Стас, чуть развернувшись ко мне.
И чего он так обрадовался? Лично для меня казаки — продолжатели того дела, которое начал Ермак. До сих пор боремся с последствиями.
— Он Ермака не любит, — опять удивил меня Береславский. Иногда мой толстый и веселый друг, горожанин до мозга костей, тоже кажется мне немножко Шаманом. Только попроще и без лесных корней. — Он считает, что если б не Ермак, то его родичи были бы в шоколаде, — закончил фразу Ефим.
— А ты думаешь — нет? — спросил его я. Все же Ефим частенько переходит допустимые границы.
— Я думаю — нет, — отрезал он. — Свято место пусто не бывает. Пришли бы монголы. Или китайцы. Жечь и резать они тоже умели. Но в отличие от русских никогда не строили заведомо многонациональную империю.
— Так ты — империалист? — теперь уже удивился Док.
— Господи, как же вы любите ярлыки, — ухмыльнулся Береславский.
— Кто это — мы? — Это уже моя Танечка.
— Люди, не желающие искать новые пути решения старых вопросов.
— Я желаю, — не согласилась Смагина. — Поделитесь, пожалуйста.
— Интересно, конечно, — услышав про империю, согласился и Стас.
— А все не так сложно, — снизошел до объяснений Ефим. — Конечно, Ермак — завоеватель. И делал он это вовсе не для ублажения местных жителей. Но его интересы и их интересы во многом стратегически совпадали. Хотя во многом и расходились. Однако уже не стратегически.
— В чем же они совпадали? — Для меня Ермак был действительно поработитель, а не герой.
— А в том, что русские не собирались
Вот фюрер собирался именно замещать. С евреями и цыганами — понятно, далее следовали славяне, далее — все, кто занимал хорошие территории, мешая плодиться истинным арийцам.
В случае же с Россией и русскими такого не было никогда. И не могло быть именно потому, что выстраивалась заведомо многонациональная империя. В этой модели не было места физическому уничтожению побежденных. Более того, местную знать поднимали на самый верх. Она практически имела те же права, что и русское дворянство. И постепенно становилась неотъемлемой частью этого самого русского дворянства. Помнишь: «Потри любого русского — и обнаружишь татарина». Или тот же Багратион. Князь, между прочим.
— Ты еще черту оседлости обоснуй, — не выдержал я.