Все понимает Марат. Хоть и не имеет своих детей, но про отцовские чувства ему объяснять не надо.
Однако если отцовские чувства мешают общему делу, их надо давить. А так – ушел Скрепов с линии огня целым и невредимым. И теперь как бы они сами на ней не оказались…
– Что сегодня будем делать? – спросил Марат.
– Утром у них групповые программы. Много народу. Машины их – под охраной. А вот после экскурсий надо бы последить за рекламистом.
– Зачем?
– Я бы с ним потолковал. Пригрозить. Денег посулить. Вряд ли он дуриком едет. Так пусть на нас поработает. И еще, – начал Али, но не закончил – видно, прихватило обожженное место.
– Что – еще? – выждав, спросил подчиненный.
– Сдается мне, Скрепер тоже захочет попасти свои активы. Увидим его – убьем.
«Или он нас», – подумал Марат.
А рекламист, о котором вспоминали Али с Маратом, проснулся сегодня во вполне добром расположении духа.
Не вставая с удобно промятой постели, он попытался разобраться, почему это с ним – и вдруг такое: как правило, по утрам настроение Береславского никак нельзя было назвать хорошим.
Подумав, Ефим Аркадьевич пришел к следующим выводам.
Во-первых, его никак не удручает, что Татьяна Валериановна Смагина окончательно и бесповоротно покинула его кровать. Потому что спала она в ней абсолютно бессмысленно и бесполезно – на взгляд Ефима Аркадьевича, конечно.
Кроме того, он не мог не заметить страстных чувств, испытываемых к данной особе его другом Самураем. И похоже, чувства не были безответными. А потому Ефим Аркадьевич вполне рад за друга.
Здесь, правда, вкралась еще одна мыслишка. На этот раз не столь лучезарная.
О том, что пятнадцать лет назад – а еще лучше двадцать пять – любая женщина, выбравшая не его, Береславского, а кого-либо другого, пусть даже лепшего кореша, непременно бы его этим поступком огорчила.
Нет, Ефим и тогда прекрасно понимал, что всех их не перелюбишь. Но в подобном деле даже движение к недостижимой цели притягательно.
Так вот, сейчас уход Смагиной никак его не расстроил. К счастью, есть еще приятные женщины – не при Наташке будь сказано, – удостаивающие Ефима Аркадьевича своим благосклонным вниманием.
Да и в возрасте имеются не только минусы. Плюсы тоже. Так, скажем, круг его пристрастий в 18 лет был ограничен донельзя: ниже 17 – дети, старше 20 – старухи. Если считать на страну, на каждый год рождения приходится по миллиону мужских и миллиону женских особей. «Сколько ж это получается в сумме?» – прикинул Ефим. Получалось всего-навсего около четырех миллионов любвепригодных женщин.
А у зрелого мужчины – ну, этак 45–50 лет – диапазончик-то пошире будет. Никак не меньше тридцати миллионов возможных подруг.
«Впрочем, понижающий коэффициент ввести придется, – отметил про себя тщеславный, но в научном плане бескомпромиссный профессор. – Съесть-то он съест, да только кто ж ему даст?» – применительно к рассматриваемой проблематике старый анекдот про дистрофичного тигра в зоопарке приобрел новое наполнение.